Глубокоуважаемый Василий Сарычев готовит к изданию новую книгу, которая продолжит серию летописи «В поисках утраченного времени». В одном из уже опубликованных отрывков книги рассказывается о лагерях немецких военнопленных, находившихся на территории Бреста. От этих лагерей не осталось ни одного следа, хотя их существование сыграло огромную роль в первые послевоенные годы жизни города. Немецкие военнопленные находились в Бресте до 1950 года. Их было много. В течение 1944-1948 годов через лагерь № 284 прошло около 166 тысяч военнопленных и гражданских интернированных лиц немецкой национальности. В разное время на территории лагеря размещалось от 3 до 10 тысяч человек. Сразу же после освобождения Бреста в 1944 году в обезлюдевшем наполовину городе немецкие военнопленные составляли основную рабочую силу, занимаясь разборами завалов, строительными и погрузочными-разгрузочными работами, и даже были задействованы в сфере оказания бытовых услуг населению. То есть, по сути, восстанавливали Брест из руин после разрушительных бомбардировок советской авиации, случившихся во время наступления Красной армии.
Зима 1945-1946 гг. Разборка руин немецкими военнопленными. Дом доктора Лондона, погибшего в гетто. Улица Пушкинская, квартал между бульваром Космонавтов у улицей Карбышева. Дом был разрушен бомбардировкой в июне 1944 г. На месте снесенных домов и пепелищ была построена первая “хрущевка”. (Рис. В. Губенко)
Лето 1946 г. Пленные немцы трудились в сфере бытового обслуживания. В небольшой сапожной мастерской, расположенной в полуподвальной комнатке в здании лекеро-водочного завода, работали два сапожника. Они исправно и добротно чинили обувь, благодаря чему у мастреской не было недостатка в клиентах. (Рис. В. Губенко)
Многих военнопленных жители города знали в лицо и даже по именам, к их присутствию привыкли. Нет ни одного зарегистрированного случая враждебного отношения или проявления агрессии по отношению к плененным врагам со стороны местного населения. Да и немцы, даже при относительно свободном перемещении по городу, не нарушали установленных правил поведения, мечтая об одном : вернуться домой . А для этого надо было дожить. И не просто дожить, а выжить.
Лето 1947 г. Денщик заместителя начальника лагеря военнопленных майора Кравченко судетский немец по имени Герхард свободно перемещался по лагерю и за его пределами. Будучи хорошим футболистом, Герхард показывал местным мальчишкам приемы обраборки, ведения и удержания мяча, различные удары. Его другом был военнопленный по имени Франц, служивший личным шофером у того же замначальника лагеря. Герхард играл за лагерную футбольную команду, которая состязалась с командами других лагерей. Матчи проходили эмоционально и шумно на небольшом лагерном стадионе. Команда также выезжала на игры в другие лагеря. Во время одной из таких поездок в Гродно Герхард сбежал. Судьба его неизвестна. Вероятнее всего, он погиб. (Рис. В. Губенко )
В 1947-1948 гг. в городе можно было встретить двух безконвойных военнопленных. Один из немцев носил морской бушлат и фуражку черного цвета, резко выделяясь в толпе товарищей, одетых в уже порядком износившуюся серо-зеленую форму ( фельдграу ). Наверное, он был единственным матросом среди заключенных. Эта пара работала автомеханиками. В лагере военнопленных существовала большая авторемонтная мастерская. Матроса и его напарника, как самых авторитетных мастеров, приглашали в различные автохозяйстава для ремонта трофейной техники. (Рис. В. Губенко )
Когда в лагерь прибыла новая партия военнопленных, один из них сразу же бросился на колючую проволоку, совершив попытку самоубийства. Часовой выстрелил, но не убил, а ранил военнопленного. (Рис. В. Губенко )
А смертность в лагере зашкаливала. Пленные умирали от болезней и истощения, хотя лагерный паек на бумаге выглядел совсем не скудно. Как вспоминал В. Губенко, «я не раз видел, идя в школу, как из лагеря пленных вывозили умерших. Голые трупы лежали навалом на обычной телеге или автоприцепе, десятка два пленных тащили их к месту захоронения. Оно было нам известно. Сейчас это улица Герцена. Нынешняя северная сторона в то время не была застроена, и заболоченный луг простирался до самой дороги на Х форт. Напротив жилых домов была выкопана большая яма, куда и сбрасывали тела пленных, пока она не заполнялась. После чего яму засыпали, сравнивали с землёй, но насыпали ряды холмиков, имитирующих надгробные. На них поставили фонарные таблички с дробными номерами, вроде 15/17, захоронения окружили штакетником и в таком виде оно простояло до середины 50-х. Размером оно было метров 70 х 20».
Зима 1945 года. Похоронная команда лагеря немецких военнопленных за работой. (Рис. В Губенко)
50е годы ХХ века. Улица Герцена. Кладбище немецких военнопленных и схема его расположения. (Рис.В. Губенко )
Летом 1946 года высшему руководству был послан рапорт о значительном улучшении санитарной обстановки и снижении смертности среди пленных. Цена вопроса ? Да сущий пустяк: по приказу начальника лагеря майора Ларина сами же военнопленные массово и оперативно сняли надгробные плиты с еврейского кладбища и вымостили ими территорию лагеря. Стало чистенько. Такое определение, как “надругательство”, никто этому действу не дал. Муки совести тоже никого не терзали. То, что не удалось сделать оккупантам даже с помощью приказа, сделало руководство лагеря не без согласия на то городского начальства. Огромный и очень важный пласт истории города был в одночасье уничтожен, Главное, цель была достигнута. Лагерное начальство было очень заинтересовано в том, чтобы военнопленные не умирали. Из гуманных соображений? Отнюдь.
Плиты ц еврейского кладбища были снаты осенью 1945 года немецкими военнопленными по приказу начальника лагеря майора Ларина. Руководил работами его заместитель по адмимистративно-хозяйственной части майор Кравченко. Отмостка мацевами (надгробными плитами ) проводилась с целью улучшения санитарно-гигиеничиского состояния лагеря. (Рис. В.Губенко)
Из воспоминаний В. Губенко: “Зимой 1945-1946 гг. я подружился с Олегом Кравченко. Олег был сыном зам. начальника лагеря немецких военнопленных майора Кравченко. Он жил в доме на улице Минской (Пушкинская). Дом находился на территории лагеря за колючей проволокой.
Дом #102 по улице Пушкинской ( ул.Минская). В нем в 1944-1949 гг. жил заместитель начальника лагеря военнопленных майор Кравченко с женой и сыном Олегом. Дом входил в лагерную зону и располагался за колючей проволокой. В 1944-1946 гг. в этом же доме жил начальник лагеря майор Ларин, убитый в мае 1946 года. ( Рис. В. Губенко )
Олег был старше меня на год и учился в 3-й железнодорожной школе на Пожарке ( довоенная ж/д НСШ №35 ). Это был крепко сбитый, ладно скроенный, очень сильный паренек. Олег был лидером всей нашей киевской компании. Он часто зазывал меня к себе в гости. Хотя в доме было множество книг, но Олег их почти не читал. Учился он плохо, можно сказать, просто посещал школу. Гораздо большее удовольствие ему доставляли “игры” с разнообразным оружием, которого в его доме тоже было предостаточно: развешенные на стенах сабли и кинжалы, немецкая снайперская винтовка с оптическим прицелом, охотничья трехстволка (два ствола 16-го калибра и нижний — 7,92 мм). Если отца не было дома, Олег брал его пистолет ТТ и развлекался стрельбой по воробьям.
Брест, 1946 год. В. Губенко (слева) и его друг, сын заместителя начальника лагеря немецких военнопленных, Олег Кравченко. (Фото из архива В. Губенко)
Война убила и покалечила миллионы физически. Еще большее число ее жертв вышли из войны с изломанной психикой и ранеными душами. Володя Губенко однажды взял и закопал в прямом смысле этого слова весь собранный им после войны арсенал, осознав, что самое действенное оружие – это знание. А кто-то, как Олег Кравченко, стал жертвой послевоенного синдрома, погибнув в расцвете сил от случайной пули. (Фото из архива В.Губенко)
Соседом семьи Кравченко по дому ( дом сохранился, №102 по улице Пушкинской) был начальник лагеря майор Ларин. Высокий, молодой, как говорят, интересный мужчина, жил там вместе с миловидной, приветливой женой и сыном лет 4-х. Майоры Кравченко и Ларин не ходили к друг другу в гости, но их жёны, обе домохозяйки, общались между собой.
Однажды, это была середина 1946 года, когда я пришел к Олегу, он сказал, что майор Ларин убит. По словам Олега, накануне майор Ларин получил приказ немедленно явиться в Минск, и вечером того же дня он выехал из Бреста, пытаясь добраться до Минска в пустом вагоне товарного поезда. Это было загадкой: почему такая срочность отъезда? почему товарняком? Ведь билет на поезд майору МВД был гарантирован. Но майор Ларин выбрал странный для его статуса способ добраться до цели. Его изуродованный многочисленными ножевыми ударами труп нашли в пустом вагоне на станции Береза. Преступление списали на уголовников, которых так никогда и не нашли, и, собственно, и не искали. Майора Ларина без подобающих ему по званию и должности почестей тихо похоронили на Тришинском кладбище недалеко от входа. Красная железная пирамидка зарастала травой, а потом и вовсе исчезла. Семья Ларина через несколько дней после похорон покинула квартиру. Жилье убитого Ларина перешло во временное пользование нового начальника лагеря майора Носова. В 1949 году исчез из моей жизни Олег Кравченко. Семья Кравченко внезапно уехала из Бреста. Много позже я узнал, что Олег бросил школу, а в 1950 году погиб от случайного выстрела.
Улица Пивоварная. До, в котором жил майор Носов, занявший пост начальника лагеря военнопленных после убийста маора Ларина. (Рис. В. Губенко)
Майор Носов занимал свою должность до момента полного окончания репатриации немецких военнопленных, которая, кстати, осуществлялась именно через Брестский, ставший транзитно-перевалочным, лагерь #284. Немецкие военнопленные вернулись домой, оставшись полноправными гражданами своей страны. В отличие от советских военнопленных, которые прямиком из страшного немецкого плена пападали в ад ГУЛАГа с несмываемым пятном предателя родины.
Я хорошо знал дочь майора Носова, Ларису, поэтому когда ее отец получил новое назначение в Могилев, меня пригласили к ним в дом на торжественные проводы. Прощальное застолье плавно перетекло в дом заместителя майора Носова по фамилии Мусатов. Как оказалось, капитан Мусатов жил в бывшей квартире убитого майора Ларина. Я не был в этой квартире с момента внезапного отъезда семьи Олега Кравченко.
Брест 1948-1949 гг. Начало улицы Менжинского возле разрушенного в сентябре 1939 года путепровода Погрузка немецких военнопленных в вагоны для отправки на родину. ( Рис. В. Губенко )
Сидя за столом с подвыпившим капитаном Мусатовым, я упомянул имя майора Ларина и вспомнил рассказ о его его трагической гибели от рук уголовников. Реакция капитана Мусатова была совершенно неожиданной для меня. Он злобно выкрикнул: «Слишком много знал, поэтому его и убрали!» Мне было не понятно, что мог такого знать начальник лагеря немецких военнопленных, чтобы свои его же и убили. Правда, перед этим Мусатов очень нелицеприятно отозвался и о майоре Кравченко, назвав его вором и жуликом.
Лет десять тому назад мне попала в руки изданная в Минске книга А.В. Шаркова «Архипелаг ГУПВИ на территории Беларуси 1944-1951 гг.» о лагерях немецких военнопленных на территории БССР. Среди разных сведений автор упоминает несколько судебных процессов, имевших место в 1945-1946 гг. над служащими лагерей, обвиненных в хищении продовольствия, различного материального имущества из лагерных складов. Причина убийства стала ясна. Немецкие военнопленные по разнарядке горсовета массово работали по всему городу. За выполненные, а иногда и перевыполненные работы им полагалась установленная по закону заработная плата. Заработанные деньги, а это по тем временам были очень большие деньги, перечислялись в лагерные кассы, якобы для улучшения быта военнопленных. Плюс на нужды военнопленных выделялись продовольствие, одежда, медикаменты. Словом, в ситуации тотального отсутствия всего выше перечисленного в свободном доступе, трудно представить размах воровства и жульничества, в которое наверняка было вовлечено не только лагерное начальство. Что происходило с заработанными деньгами, к чьим рукам они прилипали, куда исчезало “добро” со складов? Об этом, очевидно, хорошо знал майор Ларин, которого посчитали слабым звеном и убрали. Чисто советское убийство. “(Из воспоминаний В. Губенко, 2013 г.)
Natalia Levine, December 2023