Я очень долго ждал

Posted on by Natalia

Очень хочется рассказать об этом человеке. Во-первых, потому что ему в этом году исполняется 98 лет. Во-вторых, он пользуется зонтиком только от дождя, а не для того, чтобы опираться на него во время ходьбы, в-третьих, он даст фору многим продвинутым пользователям интернета и не надевает очки, когда смотрит в телефон. А еще он завораживающий собеседник,  увлекательный рассказчик, сохранивший не только светлый ум, память, но и тонкое чувство  юмора. Знакомство с таким человеком можно смело отнести к подаркам судьбы.

Его зовут Курт Маркс. Он родился в августе 1925 года в Кельне. Родители Курта, Ирма и Зигмунд Маркс, принадлежали к ассимилированным евреям, которые относили себя к германскому народу и искренне считали, что они являются неотъемлемой частью немецкой  культуры. 

Курт Маркс на прогулке со своим отцом Зигмундом. Кельн, Германия, 1926 год

После прихода Гитлера к власти они, как и многие в Германии, не верили, что этот сумасшедший долго продержится у власти. Даже тогда, когда их сына Курта обязали покинуть гимназию и перейти в еврейскую школу, потому что еврею нет места среди арийских детей, они еще питали иллюзии, что этот кошмар вот-вот закончится. Он не закончился. Он продолжился погромами в 1938 году. Еврейскую школу “Явне”, где учился Курт, подожгли. Занятия прекратились. Встал вопрос о спасении. Родители подали прошение на отъезд в США. Но ситуация резко и настолько ухудшилась, что срочно было принято решение  спасти сначала своего единственного сына. Уже тогда в Германии была организована тайная компания по вывозу еврейских детей в Англию. Так называемый Киндертранспорт. Англия на тот момент была единственной страной, согласившейся принять еврейских беженцев. Директор еврейской школы Эрих Клибански, где учился Курт, собрал первую группу детей в возрасте от 5 до 17 лет для отправки в Англию. Он планировал спасти всех своих учеников, но успели эмигрировать только 130. Среди них оказался Курт Маркс.

Проездной документ, выданный Курту Марксу для въезда  на территорию Англии в рамках спасательной акции Kindertransport. 1939 год

В январе 1939 года Ирма и Зигмунд Маркс попрощались со своим сыном, прошептав на станции друг другу:”Увидимся в Америке!”. Тогда 13 летний мальчик еще  не знал, что он видел своих родителей в последний раз. Что пришлось пережить детям, оторванным от дома, от семьи, от всего того, в чем заключается счастливое детство, это отдельная история. Главное, они остались в живых, избежав страданий Холокоста. До июля 1942 года Курт получал от родителей редкие письма, которые они посылали в Англию через Красный Крест. В письмах должно было быть не больше 25 слов, включая адрес. Из писем родителей Курт знал, что их собираются переселять из Кельна куда-то на восток, где им предоставят жилье и работу, и что они уже купили билеты на поезд, заплатив по 50 марок за каждый. В последнем письме родители заранее поздравили Курта с его днем рождения, пожелали счастья и здоровья. Потом письма прекратились. 

Последнее письмо родителей от 19 июля 1942 года. Получено Куртом через Красный Крест в конце августа 1942 года. «Наш дорогой, перед нашим отъездом шлем тебе самые сердечные пожелания. Будь здоров. Думай о нас. Тебе, любимый сын, сердечные поздравления с Днем рождения. Трудись и радуй тех, кто тебя окружает. Твои папа и мама.»

Долгие долгие годы Курт пытался отыскать любую информацию о том, что стало с его родителями. Все поиски были безрезультатны. И только в 1995 году, благодаря евангелическому священнику  Дитеру Корбаху и опубликованных им списков, стало известно о судьбе 1164 еврейских детей, женщин и мужчин, депортированных из Кельна. Пастор Корбах не одно десятилетие изучал историю еврейской общины Кельна и потратил много сил на то, чтобы раскрыть правду о ее гибели и исчезновении. В 70 лет Курт Маркс узнал, что когда он читал последнее письмо своих родителей, их уже не было в живых. Не было в живых и спасшего своих учеников директора школы Эриха Клибански. Его жена, его дети, не успевшие уехать его ученики, все они вместе с тысячами других немецких и австрийских евреев были убиты в Малом Тростенце. Курт смог оказаться на месте гибели своих родителей только в 2011 году. Тогда еще  там не было мемориала, не было туристов, не было никого. Было много тишины, пустоты и чувства облегчения “Я очень долго ждал. Наконец я вас нашел, я тут, рядом, вы слышите мои слезы? вы видите мои мысли? вы чувствуете мою молитву?”

Курт Маркс на месте гибели его родителей. Малый Тростенец, 2017 год.

После этого Курт не раз еще приезжал на место гибели своих родителей. В 2017 году его пригласили в Минск на открытие передвижной выставки “Место смерти Тростенец. История и память”, которая была создана в рамках плодотворного сотрудничества Исторической мастерской имени Леонида Левина и Международного образовательного центра в Дортмунде. Когда я разговаривала с Куртом, он легко переходил с английского на немецкий, который остался для него языком детства, языком, на котором он разговаривал со своими родителями, языком, которым владела и его покойная жена Ингрид, выжившая в Освенциме. Но должен был пройти не один десяток лет, прежде чем Курт  смог  пересилить себя и заговорить на языке тех, кто лишил его родителей и принес столько горя на земле. Еще Курт произнес очень интересную мысль. Он сказал, что ненависть  — это тоже вера. Для веры не нужны обоснования и подтверждения. Верю, потому что верю. А кто-то выбирает ненависть, как веру. Евреи часто становились жертвами именно  ненависти, как веры. Если еврей, то априори ненавидим даже теми, кто и евреев-то в глаза не видел. Но ужас заключается в том, что такая слепая ненависть распространяется не только на евреев. Кто следующий? Кого пустят на заклание демоны нетерпимости, агрессии и зла? Задумайтесь! Не допустите! Холокост тяжело ранил Курта, но и дал ему силы жить и показывать нам, ныне живущим, что нет ничего ценнее человеческой жизни, созидания, любви и мира.

Курт Маркс на передвижной выставке «Making History Together», посвященной истории белорусской еврейской общины. Лондон, январь 2023 год

Памяти Владимира Губенко

Posted on by Natalia
Желание знать и помнить помогает не только сохранить нашу историю, но и учит смотреть на события современной действительности, оставаясь свободными в выборе и оценках. Поскольку память является как мощным созидающим стимулом, так и орудием разрушения, ею уже давно научились ловко манипулировать. Манипуляции бывают наглыми и агрессивными, бывают вполне себе пристойно упакованными. Но цель у них одна: заставить нас помнить только то, что положено помнить, и только в том виде, который соответствует установленным нормам. Противостоять этому очень тяжело, так как большинство уже не в одном поколении заражено или вирусом беспамятства, или бактерией равнодушия.
В таких условиях энтузиазм тех, кто продолжает “копаться” в истории, старается сохранить язык, богатую культуру и вековые традиции, издает книги, печатает статьи и фотографии, пытается пробудить интерес любыми доступными способами у читателей, слушателей и даже зрителей, достоин преклонения.
К сожалению ваши ряды заметно поредели. Кто-то уже в эти ряды не вернется никогда. 31 июля 2022 года ушел из жизни В.Н.Губенко. Своими рисунками он смог показать город, каким он не сохранился даже на фотографиях. В своих воспоминаниях он рассказал о том, о чем не написано в учебниках, дополнив историю города живительными мазками. Есть понятие безусловная любовь. Вот именно с такой любовью В.Н. Губенко относился к Бресту. Полюбив его в детстве раз и навсегда, он оставался верным и преданным ему до конца своих дней. Он любил его даже тогда, когда на его глазах исчезали улицы, кварталы, деревья и сады, переживал за раны, которые наносились городу, принимал новый облик города с философским пониманием неизбежности изменений, но в своей памяти бережно хранил то, о чем успел с нами поделиться. Чтобы помнили. Чтобы ценили. Чтобы хранили.
Безусловная любовь не требует обратной связи. Владимир Губенко никогда не стремился к публичности и каким-либо наградам. Выставки его рисунков, публикации воспоминаний и даже издание книги были инициативой людей, которые сумели разглядеть их ценность для дополнения истории города, за что им всем огромное спасибо. Что касается идеи установки памятной доски или инициативы назвать улицу, то я могу со стопроцентной уверенностью сказать, что сам Владимир Губенко был бы против такого “увековечения” памяти о нем. Никакие доски, никакие названия улиц, никакие памятники не смогут сохранить память, если этой памяти не будет в наших сердцах. Память о Владимире Губенко останется для города в его книге, в фильмах, которые сделали его ученики, в его опубликованных воспоминаниях и в воспоминаниях тех, кто был с ним знаком, кто его ценил и уважал. Спасибо всем, кто пришел с ним проститься, кто прислал искренние соболезнования, кто поддержал словами и помог пережить острую боль утраты.
Natalia LEVINE 

Я родился в Брест-Литовске…2

Posted on by Natalia

Игрушки

Вы спросите, а что делали дети, маленькие дети в России в те времена? Мы играли в игрушки. Игрушки купить было невозможно. Нам приходилось делать их самим. Нo, имея такого отца, как наш, нам очень повезло, потому что он всегда мог помочь смастерить любую игрушку.

Мой брат Хаим Пинхас был на два года моложе меня. Мы с ним делали наших собственных воздушных змеев. Летом мы с братом вставали очень рано, может быть, в пять или шесть часов. Мы знали маленькую фабрику, на которой было много шнура. Для чего его использовали, мы не знали. Его мелкие куски выбрасывали. Мы туда ходили и собирали этих кусков столько, сколько могли, потом связывали их в один длинный шнур. Но для изготовления воздушного змея нужна была прочная бумага, а у нас даже газет не было. И всё-таки мы делали воздушных змеев, мы сами вырезали ребра (рейки) для них, привязывали им хвосты, и мы заставляли их летать.

Мы не могли купить коньки, хотя вокруг было много катающихся зимой на нашей немощеной улице. Отец каким-то образом обматывал ботинки проволокой, и так мы могли кататься на коньках.

Даже ханукальные дрейдлы (четырёхгранные волчки Прим. переводчика) мы делали сами: плавили свинец и заливали его в форму.

Дрейдл — четырёхгранный волчок, с которым, согласно традиции, дети играют во время еврейского праздника Ханука.

Учеба

Девочки не ходили в хедер ( частная начальная школа  только для мальчиков в религиозной системе образования у ашкеназских евреев Прим. переводчика) . Мальчики должны были ходить, они должны были получать знания. У нас была определенная образовательная база. Я с нетерпением ждал начала учебы в хедере. Мне говорили, что ты мол мужчина, что это, как бар-мицва (день, когда в 13 лет еврейский мальчик достигает религиозного совершеннолетия Прим. переводчика), ты становишься мужчиной. Я предполагаю, что с самого раннего возраста меня готовили к тому, чтобы я с нетерпением ждал поступления в хедер. Я не помню, когда меня отвели в хедер. Говорят, в шесть лет, но я, должно быть, был младше. Мне, наверное, было пять лет. Я помню, как мы шли в хедер в первый раз так хорошо, как будто это было вчера. Мой отец накрыл меня своим талесом (прямоугольное молитвенное покрывало Прим. переводчика), как это было заведено. Мы вышли из дома и повернули налево, а затем еще раз  налево к хедеру.

Помню, что первый хедер мне совсем не понравился. Мне и другим ученикам не понравился раввин. Он был грязный и бил нас по рукам тростью и так далее и тому подобное.

Хедер. Источник: Photographing the Jewish Nation Pictures from S. An-sky’s Ethnographic Expeditions.

Но позже я пошел в талмуд-тору, еврейскую общеобразовательную школу, настоящую школу. Там преподавали на идише. Нас учили читать и писать на идише. Это было прекрасно. Мы должны были записываться перед каждым учебным годом, каждым семестром, как бы это ни называлось. Мы получали ученические билеты, и нас распределяли по классам. Комнаты были очень хорошими. Мы сидели посреди просторной квадратной комнаты, а раввин сидел посередине. Преподавание было совсем другим, там были очень хорошие учителя. Это была настоящая школа. Мы изучали как религиозные, так и светские предметы: еврейскую историю и три традиционных предмета: чтение, письмо и арифметику, как и в начальных школах в Америке, то есть то, что нужно изначально каждому для знакомства с культурой. В школе также велись занятия по русскому языку. Это было частью обучения в той талмуд-торе. Уроки русского видимо оплачивала талмуд-тора, потому что я не верю, чтобы государство вообще тратило деньги на какую-то еврейскую школу, очень в этом сомневаюсь. Я очень хорошо помню учителя русского языка. Он не был евреем. Это был симпатичный мужчина с небольшой рыжей бородкой. Он был прекрасным учителем; он умел учить детей. Он приходил примерно два раза в неделю. Те немногие русские слова, которые я знаю даже сейчас, я выучил благодаря ему.

В школе также нас кормили обедами. Этим управляла еврейская община.

Талмуд-тора, Ковель. Источник: Photographing the Jewish Nation Pictures from S. An-sky’s Ethnographic Expeditions.

Чтение

Я научился читать еще до хедера, так как по крайней мере половина из моих домочадцев имела образование. Однажды, помню, к нам в дом пришла незнакомая молодая девушка. Она не была нашей родственницей. Насколько я сейчас помню, ей было четырнадцать или пятнадцать лет. Она сказала: «Как я понимаю, ты умеешь писать». Я сказал: «Да, могу». Она говорит: «Не мог бы ты написать письмо?» Я сказал: «Да, конечно». Она сказала мне, что написать. Мне, наверное, было к тому времени восемь лет. Только спустя годы я понял, что это было ее любовное письмо парню.

Евреи проводили много времени за чтением. Брест-Литовских газет мы не видели. Я вообще не помню, чтобы я тогда видел газету. Может быть, мои братья видели. Они всегда читали, но я лично не видел газеты.

Мой отец дома читал вслух. Он всегда читал маме, а мы, дети, играли на полу. Отец читал маме какие-то рассказы. Я до сих пор помню «Дос Тепл» (рассказ Шолом-Алейхема “Горшок” прим. переводчика) и разные истории в этом роде. Мне всегда не терпелось увидеть их напечатанными. Я их читал сам, но, конечно, тогда они были мне немного не по возрасту. Я читал Шолом-Алейхема, Менделе Мойхера-Сфорима и многих других. Полагаю, Перец уже был среди тех авторов. Я имею в виду, что это были светила, большие личности. Позже, конечно, были и другие.

Бейт Мидраш (место изучения Торы) Источник: Photographing the Jewish Nation Pictures from S. An-sky’s Ethnographic Expeditions.

Язык

Язык, на котором я вырос, был идиш, исключительно идиш. Идиш — прекрасный язык, живой. Если вы читаете Шолом-Алейхема, то вы должны читать его на идише, а не в переводе на английский. Когда я приехал в Америку, я вообще не знал английского. Я немного знал русский язык, и, конечно, немецкий язык мне давался довольно легко, хотя я мало на нем говорю. Я ходил в немецкий театр и улавливал каждое слово благодаря его родству с идиш.

У матери на любой случай всегда было гут вортл, то есть меткое слово. Она говорила и по-польски, и по-русски, и по-крестьянски. Она говорила: «Der goy sacht», (нееврей сказал Прим.переводчика) и потом точно воспроизводила любой из этих языков.Мама никогда не рассказывала ничего, что выходило бы за рамки приличия. Я перенял это у нее. Я понял, что никогда нельзя произносить шутки, если они не уместны и особенно, если это   непристойные шутки.

Среди взрослых евреев было обычным делом не говорить ни слова по-русски. Они, ну, просто его не учили, не хотели учить. Хотя они имели возможность его учить, и никто их от этого не удерживал. Я не думаю, что они считали этот язык не кошерным или чем-то в этом роде. Просто они не хотели заниматься этим, будучи поглощенными чем-то другим, а на освоение языка не оставалось времени.

Религия

Мои родители хоть и были хорошими евреями, но не слишком религиозными. В доме царил либерализм. Мой отец много читал, когда ему выпадало отдохнуть от тяжелой работы.

Я очень хорошо помню синагогу. Она была похожа на большой храм с высоким потолком, и я всегда ломал себе голову, как можно добраться наверх до светильников. Я не догадывался, что эти светильники попросту опускают вниз.

В большие праздники в синагоге было многолюдно. Отец приводил меня и моих братьев в синагогу, но не сестер. Женщины ходили туда только по большим праздникам. Конечно, они поднимались на свои места наверху. Я же с отцом всегда ходил в синагогу в шаббат:  в пятницу вечером и в субботу утром.

Иногда мне становилось скучно там, но в основном все было хорошо. И чтение Торы, и все остальное очень впечатляло. Сама церемония очень, очень увлекала.

Редкий кадр интерьера Большой синагоги. Источник: Brest-Litovsk-Volume II-The Encyclopedia of the Jewish Diaspora (Belarus)

Когда в синагоге становилось уж слишком шумно, шамес ( служитель синагоги Прим. переводчика) громко хлопал рукой по большой книге, пока не устанавливалась тишина. Я часто вспоминал этот звук, уже находясь в Америке.

В субботу днем после обеда и легкого сна мы шли в синагогу, и там всегда был, как они называли, реднер, оратор. Вообще эти ораторы были речистыми. Они очень хорошо говорили и рассказывали разные интересные случаи из еврейской жизни. Они цитировали Библию, они цитировали пророков и прочих. Не хочу кого-то запутывать, но очень возможно, Иисус Христос был из таких, потому что он всегда поучал, всегда обращался к людям и так далее.

Oyrech auf Shabbes означает гость в шаббат. Привести незнакомца домой к ужину в пятницу вечером было обычным делом. Догадываюсь, что было немало шнорреров (попрошаек Прим. переводчика)), которые могли воспользоваться приглашением, но с этим ничего нельзя  было поделать. Правда, в основном это приходили люди очень спокойные. Некоторые мужчины много говорили. Я предполагаю, что они были обычными коммерсантами или путешественниками. Историй об этих людях ходит множество.

В Брест-Литовске было много хасидов. Недалеко от того места, где мы жили, был так называемый хасидский штибл (частный дом, превращенный в синагогу Прим. переводчика). Он не назывался синагогой. Это был дом, хасидский дом. В детстве мы иногда стояли в его дверях и с любопытством наблюдали, что там происходит. Надо сказать, смотрели мы на хасидов как-то свысока.  Все миснАгеды (этим словом хасиды называли евреев-ортодоксов, проживавших на территории ВКЛ Прим. переводчика) смотрели так на хасидов. Между хасидами и ортодоксами никакого общения не было. Я предполагаю, что из-за того, что каждый считал себя выше другого. Но я лично никогда с этим не сталкивался. У нас вообще не было друзей среди хасидов.

Мои родители говорили о хасидах, что они слишком погружены в религию.  Также любопытным фактом было и то, что хасиды были слишком веселыми. Они пели, танцевали и так далее. В нашем окружении евреи не танцевали.

Разносчик мацы. Источник: Photographing the Jewish Nation Pictures from S. An-sky’s Ethnographic Expeditions.

Еда

У нас был кошерный дом, абсолютно кошерный. Мы покупали только кошерное мясо. Моя мать ходила к раввину, если находила блутцдроппен (капельки крови Прим. переводчика) в яйце или в курятине. Если раввин говорил, что это не кошерно, мама все выбрасывала.

Наша еда была превосходной, хотя мы ели курятину или какое-то другое мясо только по субботам. Я приписываю свое долголетие питанию, которое у меня было в молодости.

Пища в течение недели была достаточно сытной. Можно было есть то, что по-английски называют chitterlings (потроха Прим. переводчика). Это то, что черные называют пища для души, а попросту печень. Печень стоила очень дешево, и, собственно говоря, когда ты покупал мясо, тебе давали печень даром. Была еще гефилте кишке (фаршированная куриная или гусиная шея Прим.переводчика). Моя мама делала ее, набивая кишку вкуснятиной.

У нас всегда был чудесный суп, густой с косточкой. Мы ели его каждый день. Вся наша трапеза могла ограничиваться одним только супом, холодным супом. У нас супы были очень вкусные из смеси ячменя, бобов, гороха и моркови.

 Мы ели фактически только свежие продукты, за исключением того, чего зимой не было. Зато у нас была морковь, которая всегда была вкусной. Летом моя мать покупала  огурцы, которые в России считали по шестьдесят штук и называли это количество шук. Так считали крестьяне, приезжавшие на подводах и продававшие огурцы всем, кто хотел. Моя мать сама их мариновала. Уверяю, что есть эти огурцы было истинным  наслаждением. Когда мы уезжали в Америку, моя мать взяла с собой бочонок своих огурцов, хотя мы могли купить их по пути в Америку на немецком корабле, на котором их было много. Только, когда наши кончились, мы стали покупали на корабле другие.

Моя мать была одним из самых замечательных пекарей. Она пекла халу длиной около двух с половиной футов ( приблизительно 75 см Прим. переводчика).  Наша семья была большой. Мать всегда пекла две халы, всегда две. В пятницу вечером, когда отец возвращался домой из синагоги, он садился во главе стола, и я часто вспоминаю случаи, когда мать пару раз забыла положить нож на стол, чтобы резать халу, а сказать об этом отец ей не мог, потому что обращаться к другим можно только после того, как будет произнесен брахот ( благословение Прим. переводчика)   И вот после брахота отец на идише резко говорил «мессер»(нож Прим. переводчика).

Подготовка к шаббату была настоящим событием. В доме  тщательно все мыли и убирали, на стол стелили белую скатерть. Моя мать зажигала две свечи bentsh licht (субботние свечи Прим. переводчика), и это было очень красиво. Затем мы все садились за большой стол, который был у нас, и мой отец произносил брахот (благословение Прим. переводчика) над хлебом, нарезал его и давал каждому члену семьи ломтики хлеба, и мы все начинали есть. Мы ели курятину и всевозможные цимесы (сладкое овощное рагу Прим. переводчика). 

Песах был потрясающим, большим праздником. Нужно было осмотреть весь дом, тщательно прибраться, сжечь с молитвами весь хамец ( квасные продукты Прим. переводчика).

Мацу к Песаху нельзя было купить в коробках или пакетах. Ее нужно было испечь самим, поэтому женщины собирались в небольшую группу из пятнадцати семей и нанимали действующую пекарню. Булочник вычищал печь, чтобы в ней не было крошек. Так было заведено. Предположим, было десять таких групп. Каждой из них назначался свой день для выпечки мацы. В такой группе все должны были что-то делать: раскатывать тесто и так далее. Был в нашей группе мальчик, который сидел на столе. Это был я. Мне надо было насыпать мерку муки в огромную миску, а мой младший четырехлетний брат наливал туда воду. Строго соблюдалось, что и в каком количестве добавлять. Соль в тесто не клали, только муку, немного воды и всё.

Затем две женщины месили тесто. Длинные столы покрывались чистыми металлическими листами  чтобы маца не касалась дерева, на котором пекарь обычно делал свой хлеб.

Когда на эти столы клали тесто, женщины стояли там со скалками и раскатывали тесто. Маца всегда получалась круглая, потому что квадратную мацу не раскатаешь. Затем приходил мужчина и на раскатанном тесте  валиком с острыми шипами делал маленькие дырочки. Таким образом тесто не поднималось во время выпечки. Затем это тесто на длинной лопате, покрытой маслом, отправлялось в печь. Когда выпечка завершалась, женщина выносила в корзине мацу. На этом завершался день для каждого члена группы.

Выпечка мацы. Источник: Photographing the Jewish Nation Pictures from S. An-sky’s Ethnographic Expeditions.

Для приготовления горячей пищи к шаббату тоже организовывались группы, но поменьше. В шаббат не разрешалось ни готовить еду, ни зажигать спички, и еще много чего нельзя было делать. Так вот, в нашей квартире была очень большая и глубокая печь. Моя мать собирала у нас дома своего рода штаб женщин маленькой группы. Их было, должно быть, десять женщин. В пятницу днем они приносили свою еду в полностью закрытых глиняных горшках с обедами для следующего дня. Моя мать топила дровами печь, а затем чистила ее щеткой или чем-то еще. Все горшки в пятницу днем ставили в печь, затем печь плотно закрывали, и так она оставалась закрытой всю ночь до следующего утра. До прихода мужчин из синагоги, женщины на следующий день приходили и забирали свои горшки. Моя мать доставала горшки из печи и ставила их на пол. Каждая женщина находила свой горшок. Они также оставляли маленькую монету за дрова, которые были использованы. Просто так было заведено. Моя мать не брала плату, как делали пекари-профессионалы. Когда горшок открывали, из него доносились самые аппетитные запахи. В нем было самое вкусное, при этом он был горячим. Я никогда не забуду это.

Политическая атмосфера

Я был слишком маленьким, чтобы почувствовать политическую атмосферу того времени, но разговоры об этом я слышал.

Мой старший брат , Герш Юдель, которого я очень хорошо помню, стал ярым сионистом с момента, как только он смог произнести слова Сион и сионист. В Америке у него в комнате всегда висела фотография красавца Теодора Герцля (основатель Всемирной Сионистской организации Прим. переводчика), стоящего у каких-то перил. Мой брат принадлежал к группе юношей и девушек, которые были сионистами. Фактически, позже, когда мы были в Америке, мы с ним никогда не ладили, потому что я был социалистом, а он – сионистом. Будучи старше меня, он все время как бы подтрунивал надо мной по этому поводу.

Мой второй брат Луи, которого мы звали Ицик Лейб, принадлежал к Бунду. Он был революционером. Ему было, кажется, шестнадцать или семнадцать, когда он вступил в Бунд, точнее в Бунд Юнге, который был в социал-демократической партии ее еврейским молодежным отделением. Моя мать очень переживала и боялась за него.  Брат в своих высказываниях был прямолинейным, каким-то смутьяном в семье. Он, бывало, вскакивал на стол и громко кричал: «Царя!» «Долой Царя!» Ну, а мама чуть не умирала от страха. К счастью, никто больше это не слышал. Вот какой это был парень. А про аресты мы слышали и прочее тоже.

Фрагмент карты Брест-Литовска с жилыми кварталами и интендантским городком.

Армия

Рядом с нашим домом был арсенал(скорее всего, Марголис ошибается; это был не Арсенал, а Интендантский городок. Прим. переводчика). Солдаты производили огромное впечатление не только на меня, но и на других мальчиков моего возраста, с которыми я общался. Казармы располагались в непосредственной близости от нашего дома. Так как их большой двор был все же недостаточно большим, чтобы тренироваться на нем, поэтому солдаты выходили на улицу. Музыки у них не было, зато, конечно, был барабан, чтобы поддерживать ритм. Солдаты маршировали туда-сюда по улице, тренировались, а мы, дети,  обычно четверо или пятеро из нас, всегда шли за ними, подражая строевому шагу. Солдатам это нравилось.

Военным выдавали пайки. Их привозили на грузовике. По-моему, они получали свои пайки на неделю. Хлеб, например. Солдатам была положена  большая круглая буханка хлеба. Получив паек, солдаты выходили на улицу и часть пайков продавали местным по семь копеек за буханку. Это был самый вкусный хлеб, полностью черный хлеб. Он был черный, но прекрасный. Я до сих пор помню его вкус.

А что солдаты делали с деньгами? Они шли в город, покупали себе немного водки и семечки, щелкали их и выплевывали шелуху. Улицы были засыпаны этой шелухой. Это было у них в привычке. И не только у них, но и большинство русских делали то же самое.

А еще у военных в казармах проводились вечеринки, и они приглашали к ним зайти. Там у них звучала музыка. У них были гармошки. Все они были замечательными гармонистами.

В Российской армии, я думаю, так же, как и в большинстве других армий, ни один местный не служил в городе, где он родился. Их посылали далеко от дома и привозили из дальних мест в наш город, так что мы никогда не знали их. Я думаю, что это делалось намеренно, в целях безопасности, ведь власти всегда боятся бунтов или революций .

Моему старшему брату, когда его призывали в армию, должно было быть восемнадцать или девятнадцать лет. Он, конечно, не хотел идти в армию. Так вот, он сделал то, что в России делали в большинстве еврейские парни. Мой брат и еще один парень недоедали и не спали месяц перед тем, как их вызовут. Они не давали друг другу спать больше двух часов. Один бодрствовал, а другой спал. Если один спал больше двух часов, то другой будил его. Ели они мало, фактически морили себя голодом. Итак, мой брат и этот парень к моменту появления на призывном пункте были совершенно худыми и слабыми, поэтому их не взяли в армию. Такие и другие способы, чтобы не попасть в армию, были широко распространено среди евреев.

Соседского парня, который жил в темной комнате в нашей квартире, тоже призвали и  отправили далеко-далеко. Он приехал домой в отпуск и выглядел чудесно, выглядел лучше, чем когда-либо. По его словам, его хорошо кормили. Когда он отслужил свой срок, он вернулся домой. Однажды он сидел на крыльце дома возле арсенала, а мимо проходил офицер. Этот молодой человек был уже в штатском. Я увидел, как он встал и отдал честь при приближении офицера. Он все еще думал, что он в армии. Вскоре его семья переехала и больше я его никогда не видел.

Стирка на реке Буг

Вы удивитесь, что делали, чтобы постирать белье. Ведь в доме не было воды. Зато в Брест-Литовске была одна из прекраснейших рек, довольно широкая река Буг. И раз в неделю, а может быть, раз в две недели, моя мать вместе с другими женщинами ходила к реке, постирать белье. Они бросали белье в речную воду. Когда оно намокало, женщины колотили его о камень или о что-то плоское. Единственное место, где я когда-либо видел что-то подобное и гораздо в большем масштабе, чем на реке Буг, это было в Индии. В Бомбее я увидел, как сотни мужчин и женщин делали то же самое со своим бельем на камнях, что и моя мать и многие другие женщины делала в России, и это напомнило мне о доме.

Когда женщины возвращались домой с чистым бельем, его надо было погладить. Конечно, гладили дома. Это было еще одна работа. Женщины все время работали.

Водовозы набирают воду в реке Мухавец в Брест-Литовске.

Дорога в Америку

Мой отец приехал в Америку первым, и это интересная история. У отца был сослуживец в Брест-Литовске, Збунчик его звали. Он был примерно того же возраста, что и мой отец. Он был вроде бы и неприметным человеком, но он был замечательным парнем, добродушным и чудесным. Будучи холостяком, он скопил немного денег. Именно он подал моему отцу идею, поехать в Америку.

Многие уезжали в Америку, присылали фотографии, показывая, как хорошо они были одеты, красочно рассказывая о славной Америке. Мы также получали письма от наших друзей из Америки. Эти письма  рисовали картину процветания. Из писем создавалось впечатление, что в Америке деньги растут на тротуарах, а улицы вымощены золотом. Так вот, Збунчик уговорил моего отца, и они вместе уехали из России. Конечно, запрета на их выезд из страны не было. Ведь они были уже не призывного возраста, но все же уехать из России было непросто. Границу можно было пересечь, заплатив кому-то что-то.

Мой отец пробыл в Америке год. Вероятно, жил в очень плохих местах, не знаю, где, но он скопил немного денег.

Мы получали от него очень хорошие письма, ободряющие нас, в которых говорилось, что он смог найти работу. Моя мать не полагалась на удачу при следовании из одной страны в другую, как это приходится делать большинству иммигрантов, будь то в Германии или Польше или где-то еще. Она сразу же обратилась к властям в Гродно. Гродно был столицей губернии, на территории которой находился город Брест-Литовск. Мать взяла с собой мою сестру. Других детей она оставила у соседей и поехала в Гродно. Вернулась она уже с паспортом на всех нас, с одним паспортом. Она уменьшила возраст всех детей, чтобы не платить полную стоимость проезда. Моя самая большая потеря в жизни заключается в том, что я не знаю, что случилось с этим паспортом, это было просто сокровище.

Перед отъездом в Америку мама отправила нас к парикмахеру подстричься, потому что мы уезжали примерно через одну-две недели. Надо было хорошо выглядеть, когда приедем в Америку. Мы пошли к парикмахеру, и он нас попросту обкорнал. Я имею в виду, что пейсы ( длинные неподстриженные пряди волос на висках у ортодоксальных евреев Прим. переводчика) были тоже обрезаны.

Мы пересекли гренец, то есть границу на поезде, который был просто идеальным. Поезд остановился в каком-то городе в Пруссии. Там нас изолировали на пару дней, а потом нам пришлось пройти через процесс дезинфекции, где всю нашу одежду окурили и осмотрели нас голыми. В день отъезда нам предстояло получить одежду по другую сторону забора. Она была еще теплой. Потом мы сели на поезд до Берлина.  В Берлине мы переночевали , а на следующее утро сели в другой поезд до Гамбурга, а оттуда на пароходе отплыли в Америку.

Иммигранты на Атлантическом лайнере «S. S. Patricia» 

Я родился в Брест-Литовске…

Posted on by Natalia

В книге Владимира Глазова “Симфония еврейского древа Брестчины” ( 2019 год ) среди широких портретных мазков великих и знаменитых имен тех, кто родился в Бресте и его окрестностях, есть совсем небольшая биографическая зарисовка о Джозефе Аароне Марголисе. Хотя в силу своей профессиональной деятельности он был достаточно публичной личностью, информация о нем скупа и лаконична. Родился, работал, умер. Гораздо больше сведений можно узнать о его зяте и внуке. Зять, Лео Рифкин, широко известен в американских театральных и кинематографических кругах, как автор сценариев популярнейших телесериалов ( “Семейка Адамсов”, “Новые приключения Гекльберри Финна” и др. ). А внук прославился, благодаря своей работе в качестве арт-директора  рок-группы Grateful Dead. Но одно ясно, сын бедного еврейского кузнеца из Брест-Литовска, Джозеф Аарон Марголис, сумел выковать свое счастье и занимает достойное место среди тех, кем Брест может гордиться.

Джозеф Аарон Марголис родился 25 декабря 1889 года в Брест-Литовске. Ему было 12 лет, когда семья переехала в Америку, в Нью Йорк.  Где и как Джозеф учился, его биография умалчивает, но зато мы точно знаем, что уже в 16 лет он начал работать помощником библиотекаря в школе социальных наук Рэнд в Нью-Йорке. “Библиотека эта была основана сторонниками социалистической партии США, которые видели одной из главных своих задач всестороннее образование рабочих. Видимо, и сам Джозеф за шесть лет пребывания в ней много чему научился. В 1912 году он перешел на работу в один из крупнейших книжных магазинов Нью- Йорка — Brentano’s, располагавшийся на знаменитой Пятой авеню Манхэттена. В конце двадцатых годов Джозеф Марголис ушел из книжного магазина, чтобы стать коммерческим директором издательства Covici-Friede. Однако издательство, просуществовав около десяти лет, в 1938 году обанкротилось. После чего Марголис вернулся в книжный магазин Brentano’s, ставший для него почти родным. С 1944-го по 1947 год он занимал пост директора Совета этого книжного торгового дома., а в 1945-46x годах Марголис являлся Президентом Американской ассоциации книготорговцев. С 1955-го до выхода на пенсию в 1960-м, Джозеф Марголис был управляющим Центра по Международным делам книжной торговли Ассоциации внешней политики и Фонда Карнеги по поддержанию мира во всем мире…”(В.Глазов “Симфония еврейского древа Брестчины”, стр. 84).

Можно с уверенностью сказать, что Джозеф Аарон Марголис сыграл далеко не последнюю роль в развитие американского книжного бизнеса. Он умер глубоким стариком в возрасте 92-х лет. Свой архив, в котором собраны уникальные фотографии, переписка с выдающимися людьми того времени, документы, рукописи, он  завещал библиотеке Колумбийского университета. Джозеф Аарон Марголис был участником проекта “Устная история”. У него два раза брали интервью. Первое, в 1971 году. В нем он рассказал о своей профессиональной деятельности. А вот через 6 лет после первого интервью, в 1977 году, журналист Клиффорд Чанин попросил Марголиса рассказать о его детстве в Брест-Литовске. Рассказ Марголиса был записан на пленку и размещен на сайте устной исторической библиотеки Уильяма Винера Американского еврейского комитета. Сейчас пленки с записью и транскрипт интервью хранятся в Публичной Библиотеке Нью-Йорка. Эмоциональное, сентиментальное, очень живое повествование старика ярко и подробно описывает то, как жил город в конце 19го века. Нет уже этого города. Нет людей, которые в нем жили, но они оставили нам свои воспоминания, помогающие добавить знаний об истории родного Бреста.

Брест-Литовск. Жилые дома на Новом бульваре. Вдали виден перекресток с улицей Широкой.

Дом

Я родился в Брест-Литовске. Это был относительно большой город. Должно быть в детстве он казался мне намного больше, чем был на самом деле. Но я помню, наверное, сорок пять тысяч из пятидесяти тысяч жителей города были евреи.

Мы жили в довольно большом доме. В нем не было водопровода. Воду нужно было носить в дом из колодца, находившегося недалеко. Не было сантехнических удобств.

В другом конце дома был продуктовый магазин. Его хозяина звали Реб Мейер. Слово «Реб» или «Ров» значило то же, что и слово «господин». У большинства женщин не было денег до получки, и хозяин продавал в долг. У него был странный способ вести учет. Он писал на доске что-то малопонятное, напоминающее чем-то стенографию, но моя мать, которая была очень хорошим математиком, держала всё в уме и знала сумму долга.

На улице было всякое. Я имею в виду, что она была не очень чистая, особенно переулки никогда не были чистыми. Я столкнулся с этим в Неаполе, когда зашел в итальянское гетто.

В наш дом заходили соседи. Телефонов и звонков на дверях не было. Сосед приходил и все. А если он заходил во время обеда, то слышал «эссен», что означало «Заходи, поешь с нами». Но ответ был “Essen. Shainen dank” (большое спасибо, есть не буду). Так было заведено, и они заходили в любое время, когда хотели.

В городе у нас были друзья и много родственников. Рядом жила сестра моего отца, и я довольно часто навещал ее. У нее была дочь, очень красивая девушка, которая делала папиросы. Она не работала на фабрике, она брала работу домой, и у нее была маленькая машинка, на которой она делала папиросы, а я сидел там и смотрел, как она так быстро их делала, напевая при этом.

Изготовление папирос. Источник: Photographing the Jewish Nation Pictures from S. An-sky’s Ethnographic Expeditions.

Квартира

Думаю, в доме было несколько квартир. У нас была угловая квартира, выходившая на улицу, которая называлась Брайтегассе, Широкая. Улица была немощеной. По ней протекала канава. Такую я видел в Иране еще десять, двенадцать лет тому назад.

Могу по памяти нарисовать план квартиры. Там была кухня, большая комната, еще одна большая комната и темная комната с окном над дверью, через которое проникал свет из соседней комнаты. Вот и все. В квартире жили три семьи, то есть в одной нашей комнате вынуждены были жить восемь детей и двое родителей.

 Это была большая угловая комната с окнами на улицу. Нашу комнату мы назвали то столовой, то гостиной, то спальней. За столом наша семья выглядела большой. У нас была подвесная лампа, которую мы могли поднимать и опускать. Ее купил мой отец. Он захотел купить именно такую необыкновенную лампу, так как его место в синагоге было на первом ряду. Все соседи приходили посмотреть на нее. Следующая комната была отделена печью, которая обогревала всю квартиру. Ее снимала супружеская пара, у которой не было детей. Жена занималась пошивом одежды, и две мои сестры научились у нее шить. Там же они и работали, не выходя из своего дома. Муж этой женщины был одним из самых замечательных людей, которых я могу вспомнить из детства. Летом он работал маляром, а зимой переписывал Тору на пергаменте. У него были перьевые ручки. Это было просто чудо. Он брал меня за руку и приводил к себе в комнату, потому что видел, что мне интересно то, что он делает. Я сидел там и смотрел, как он пишет Тору. Он был рыжеволосым, очаровательным парнем и смотрел на меня так, как будто я был его собственным ребенком. У этой пары не было детей.

В дальней темной комнате, куда свет проникал только через окно над дверью, стояли швейные машинки. Там жили трое: муж с женой и их маленький сын, который, когда он вырос, пошел в армию. Мужчина был большим, грузным, рослым, из тех, что описаны у Шолома-Алейхема, как ам-хаарец ( в разговорном иврите обозначает необразованного человека, грубого невежду Прим. переводчика). Он работал носильщиком, переносил разную поклажу для людей, а его жена занималась приготовлением еды и заботилась о сыне.

Кухня была общая на три семьи, с большой печью, в которой каждая семья готовила себе еду. Все семьи готовили отдельно и ели отдельно.

Семья в доме около печи. Фотограф Сержпутовский А.К.

Когда сейчас я слышу нарекания о том, как сейчас в России живут бедняки, меня это возмущает, потому что не может быть большей тесноты, чем та, в которой жила моя семья. Ведь все в моей семье жили в одной комнате и еще рядом две другие семьи. Я действительно никогда не испытывал подобную тесноту.

Насколько я помню, в нашей комнате было три кровати. Мы с братом спали на одной кровати, две сестры спали на другой. Некоторые из нас спали на полу, в буквальном смысле на полу. Летом было хорошо, потому что за исключением дождливой погоды мы спали на открытом воздухе.  Зимой мы спали вчетвером в одной постели. Иногда у нас оставались на ночь гости. Не помню, куда мы их укладывали, возможно на кухне.

Когда рождался ребенок, не было колыбелей, которые качают на полу. Может и были, но таких в России я вообще не видел. В тесноте, в которой мы жили, люльку подвешивали на четырех веревках  к потолку. Когда ребенок начинал плакать, его колыхали. Я видел это во многих домах и у себя дома тоже. Я хорошо помню, когда мне было четыре года, и мой младший брат начинал плакать, моя мать просила: «Киндер, дети, покачайте его» или «Поколыхайте его». Брат это слышал так часто, что потом, когда он начинал плакать, он сам себе говорил: «Киндер». Так тесно было, потому что не было отдельных спален для детей или чего-то подобного. Скученность была частью нашего быта, и я хорошо запомнил эту люльку, свисающую с потолка.

Отношения между разными семьями, жившими так близко друг от друга, были прекрасными, отличными. Моя мать вела себя очень дипломатично, относилась к соседям по-доброму. Конечно же, переписчик Торы,и его жена тоже были действительно очень хорошими людьми. Это именно то, что возвращает меня в детство. У меня было хорошее детство.

Подготовка к празднику Пейсах. Источник: Photographing the Jewish Nation Pictures from S. An-sky’s Ethnographic Expeditions.

Отец

Мой отец был кузнецом. Я бы сказал, скорее мастером по металлу. Он был очень ловок; он мог смастерить, что угодно. Когда мне исполнилось примерно шесть лет, я стал приносить ему обед. Он работал один у наковальни с железом, которое он доставал из огня. Железо было раскаленное. Отец сгибал его щипцами так легко, что мне было просто удивительно наблюдать за ним. Я никогда не видел, чтобы отец подковывал лошадей. Не думаю, чтобы он вообще этим занимался, потому что он был  слишком хорошим и изобретательным мастером. Отец учил людей, у которых он работал, как использовать инструменты, чтобы упростить и удешевить работу.

Я уверен, что он не зарабатывал много денег. Если я правильно помню, у него выходило около десяти долларов в неделю. Это то, что я слышал.

Отец был религиозен. У него было даже свое место в синагоге, как правило, рядом с большими шишками, и я помню, как я всегда сидел рядом с ним.

Кузнец. Источник: Photographing the Jewish Nation Pictures from S. An-sky’s Ethnographic Expeditions.

Мать

Моя мать была очень красивой и одной из самых мудрых женщин, которых я когда-либо знал, хотя она была, я бы так сказал, неграмотной. Ей нравилось быть активной. К ней все время приходили люди за советом. Приходили не только родственники, но и друзья. Она знала способы, как привлечь и расположить к себе людей.

Ей приходилось заботиться о куче детей. Все мы были разного возраста. Она отправляла нас кого в хедер, кого на работу или туда, куда  нужно было идти. Она готовила всем завтрак, ужин. Ей приходилось ходить за покупками, стирать одежду.

Когда мой отец приходил домой, он должен был хорошо поесть. Хотя он был не из тех, кто мог стукнуть по столу, но и мать всегда очень хорошо готовила. После обеда девочки мыли посуду. Они уже были достаточно большими, чтобы это делать.

Мать, бывало, сидела и вязала носки для детей. Это было время не такое, как сейчас, когда все смотрят телевизор, слушают радио. Тогда мы все сидели и разговаривали друг с другом, а у моей мамы, представьте себе, хватало времени сделать всю ее работу по дому. Поэтому, когда она приехала в Америку, она говорила: «Я этого не понимаю, почему все тут на жизнь жалуются?».

Моя мать была  мудрой, прекрасной женщиной. Если кто-то из нас, детей, плохо себя вел, она не говорила об этом моему отцу, пока он не пообедал. Она объясняла это тем, что если она скажет ему об этом до обеда, то он может не получить удовольствие от еды. Иногда отец наказывал нас, но мягко. Я мало что помню, чтобы меня лишили чего-то. Помню, мама рассказывала мне историю, что однажды я пришел домой из хедера (начальная еврейская школа Прим. переводчика), открыл шкафчик, где обычно была еда, а мать сказала: «Там ничего нет».

Женщины и дети. Фотограф Сержпутовский А.К.

Дети

У моих родителей было девять детей. До моего рождения родились два брата и две сестры, а после моего рождения еще два брата и две сестры. Я появился на свет в середине. Мой самый младший брат родился в Америке. Он пошел по обычному американскому пути:  получил юридическое образование. Правда, после окончания университета он не стал юристом. Вместо этого он занялся театром и киноиндустрией.

Все мальчики, кроме моего младшего брата, родившегося в Америке, носили двойные имена. Моим старшим братом был Герш Юдель, моим следующим братом был Ицик Лейб. Я появился позже. У меня было имя Иосиф Аарон. Младшего брата, которого уже нет в живых, звали Хаим Пинхас, а самого младшего брата, родившегося в Америке, звали Авраам. Видите, все это были практически библейские имена.

Мой старший брат был плотником. Когда он приехал в Америку, он стал учителем, а затем дантистом. Младший брат Ицик Лейб был портным, мужским портным, и он шил для себя и для нас прекраснейшую одежду, просто чудесную одежду.

Однако у девочек были только одиночные имена. Старшая была Эстер, следующая Ева, потом была Ревекка, а потом последней родилась Злата. Злата — это не еврейское имя, но, вероятно, это было очень распространенное имя.

Две мои сестры, которые появились после меня, были швеями.

В семье все помогали друг другу, хотя каждый при этом занимался своим делом. Мой младший брат был моим другом. Видите ли, в большой семье дети выбирают себе друзей. Он был моим приятелем, я брал его за руку, и мы гуляли в гойшерском (нееврейском Прим. переводчика) районе, чтобы показать ему сады, яблони и так далее. И мы бродили по этому очень тихому району, слушали, как играет пианино, и так далее. Однажды осенью перед нашим отъездом в Америку мы шли мимо сада. Женщина в саду жестом подозвала нас и поинтересовалась — мы немного понимали по-русски — не зайдем ли мы за яблоками, показывая на деревья. Мы зашли туда. Я залез на дерево, а мой младший брат стоял внизу с корзинами. Мы работали там около часа или чуть дольше. Нам заплатили немного денег, я не помню точно, сколько это было. Наверное, несколько копеек. Мы наполнили пару корзин фруктами и принесли их домой.

Повитуха и дети, которым она помогла появиться на свет. Источник: Photographing the Jewish Nation Pictures from S. An-sky’s Ethnographic Expeditions.

Продолжение следует…

Уроки австрийской истории

Posted on by Natalia

22 октября 2021 года в Доме Истории Музея Нижней Австрии в г. Санкт-Пёльтен состоялась презентация обновлённой и расширенной той части постоянной экспозиции,  которая охватывает далеко не однозначный, до сих пор до конца не осмысленный и по-прежнему очень болезненный для Австрии период истории страны: 20-40е годы. Это зарождение австрийского фашизма в 20е годы, потом полная победа немецкой нацистской идеологии в 30-е годы, а затем сознательный и единогласный выбор народа отказаться от суверенитета и присоединиться к Германии, превратившись в придаток с названием Остмарк.  Почему австрийцы так старались угодить новому режиму и стать его ярыми апологетами? Почему австрийцы, опережая немцев, выполняли все приказы властей, были инициаторами всего, что касалось арестов, гонений, отправок в концентрационные лагеря, «ариаизации» и «очистки» от всех, кого нацистский режим рассматривал, как не имеющих право ни на что. На жизнь в том числе.  

Листовки, призывающие австрийцев голосовать за присоединение к Германии. Дом Истории, Санкт-Пёльтен.

Целью этого раздела экспозиции является не только демонстрация политических и социальных событий, происходивших в стране, но и попытка показать на примере историй жизни отдельных людей, их персональных свидетельств и воспоминаний то, что происходило с обществом. Какие соблазны или угрозы режима повлияли на массовое сознание и привели к трагическим последствиям? Было ли сопротивление? Если было, то в какой форме? Как Вторая Мировая война повлияла на жизнь как жертв, так и преступников режима? Личные фотографии и документы рассказывают трагические истории конкретных людей: насильственная эвтаназия «неполноценных», концлагерь и казни за инакомыслие в любых проявлениях при полном отсутствии судебно-правовой системы, депортация в лагеря смерти всех евреев и цыган. И все это происходило не где-нибудь в Тимбукту, а на знакомых улицах, в каждом  доме и всего несколько десятилетий тому назад.

Культ фюрера и нацистская пропаганда проникли и охватили все слои австрийского общества от мала до велика. Дом Истории,  Санкт-Пёльтен

В нынешней экспозиции также появился новый раздел, демонстрирующий,  как нацисты вкупе с местными коллаборационистами «наводили порядок» на оккупированных территориях. Именно для этого раздела постоянной экспозиции в качестве не только иллюстрации, но и достоверного подтверждения, были выбраны 5 рисунков В.Н. Губенко, на которых изображены трагические эпизоды нацистской оккупации Бреста. Присутствие в экспозиции одного из лучших музеев Австрии рисунков с «Брестской темой» — это замечательное событие. Учитывая то, что Дом истории представляет собой не только инновационный музей, но также является центром современных научных исторических исследований, обладающим уникальной коллекцией архивов, документов и экспонатов, можно надеяться, что некоторые моменты истории Бреста, непосредственно связанные с Австрией ( а они таки имеются), станут предметом изучения и возможных совместных проектов.

5 карандашных рисунков В. Губенко, на которых изображены трагические моменты оккупации Бреста. Дом Истории, Санкт-Пёльтен.

На презентации обновлённой постоянной экспозиции мы впервые увидели несколько «говорящих» экспонатов, среди которых выставлен кожаный ремень Вальтера Фантла. Казалось бы, просто старый ремень. Но для его хозяина ремень оказался единственной вещью, оставшейся от трагического прошлого, памятью и талисманом, с которым он не расставался всю свою долгую жизнь.

Кожаный ремень в руках Вальтера Фантла

Вальтер Фантл родился в 1924 году в еврейской семье в пригороде Санкт-Пёльтена. Отец Вальтера владел магазином, который сейчас у нас назвали бы «1000 мелочей». Сразу же после аншлюса магазин был конфискован, дом отобрали, а всю семью депортировали в Вену и поселили в одной из так называемой «сборных квартир». Чтобы угодить фюреру, австрийцы уже в первые дни аншлюса обьявили о том, что в кратчайшие сроки сделают Австрию „judenfrei“. Обещание, данное фюреру, они с успехом выполнили, создав ужасную, но эффективную систему депортации больших групп людей в гетто, лагеря смерти и места убийств. Даже Гейдрих и Кальтенбруннер, принявшие в марте 1938 года в венском отеле “Регина” далеко идущие решения о полной конфискации еврейской собственности, будут удивлены той одержимостью, с которой местное население расправилось с 170 тысячами евреев, проживавшими в Вене в марте 1938 года. Уровень насилия, направленного против них, намного превосходил все, что имело место при антисемитских беспорядках в самой Германии, начиная с 1933 года. Австрийская модель “решения еврейского вопроса” станет образцом для выполнения подобных “задач” на всей территории Третьего Рейха. 

Сначала всех австрийских евреев в приказном порядке переселили из родных мест в Вену. Причем, в специально отведённые дома, квартиры, школы, которые находились в тех венских районах, где исторически проживали евреи.

В Вене во многих местах можно увидеть около домов такие металлические таблички. В отличие от других стран, где похожие квадратные знаки называются «штольпенштайн», в Австрии они носят название «камни памяти» и монтируются в тротуаре около тех домов, где жили погибшие в лагерях смерти. Чтобы прочитать имя, надо склонить голову. Так, кто вольно или невольно, но чтит память погибших. Тюркенштрассе, 31. 9й район, Вена.

В начале 41го года началась организованная массовая депортация. Почти каждый день с вокзала Аспанг уходил эшелон, в котором находились не менее одной тысячи человек. Эшелоны уходили на Восток: Терезиенштадт, Освенцим, Малый Тростинец…. Всего из Вены было депортировано 48 953 еврея. Выжили из них только 1073 человека.

Место, где находился Aspangbahnhof. С 1939 по 1942 год здесь осуществлялась депортация евреев. Вокзал находился в центре города, поэтому регулярная еженедельная депортация около тысячи евреев одновременно не осталась незамеченной и приветствовалась населением.

В 1977 году здание вокзала было разрушено. Территория долго оставалась просто пустырем, и только в начале 2000-х она была объявлена зоной городской застройки для квартир, офисов и зеленых насаждений под названием «Еврогейт». Сегодня о мрачной истории этого места напоминают не только вывеска «Место жертв депортации» и памятный камень, но мемориал, открытый осенью 2017 года: символические рельсы уходят в печь крематория.

Среди переживших Холокост оказался и Вальтер Фантл.  Всю семью Вальтера сначала отправили в концентрационный лагерь Терезиенштадт, а в 1944 году Вальтер и его отец были переведены в Освенцим. Отца сразу отправили в газовую камеру, а Вальтер смог пережить ужасы лагеря, пройти Марш Смерти и дождаться освобождения. Он считал, что в этом ему помог кожаный ремень, ставший для него талисманом. Вальтер был уверен, что пока ремень у него, с ним ничего не случится. Ему не раз предлагали обменять ремень на хлеб или что-то, что очень ценилось в жутких условиях концлагеря, но Вальтер отказывался от любых предложений. Он сберёг ремень, по которому мы можем увидеть, как менялся внешний облик его владельца: последние дырочки Вальтер пробил на ремне, когда весил 37 килограмм. Вальтер Фантл был не только выжившим свидетелем Холокоста, но и одним из немногих, кто после освобождения вернулся в Австрию. Его никто не ждал. У него ничего не было, и никто ему ничего не вернул. Послевоенное австрийское общество изо всех сил старалось изобразить из себя жертву, хотя выходцы из Австрии составляли непропорционально большую долю нацистского репрессивного аппарата Третьего рейха — 14% персонала СС и 40% в лагерях смерти. При этом доля австрийцев в общем населении «Великой Германии» была всего 8%. Президент Австрии Александр Ван дер Беллен, выступая на церемонии по случаю 80-летия аншлюса, сказал, что «австрийцы были не только жертвами, но и исполнителями преступлений, зачастую на руководящих позициях».  Свыше 1,2 млн. австрийцев (солдаты и офицеры) воевали на стороне гитлеровского рейха. Среди самих австрийцев расхожи два таких черновато-ироничных анекдота:

— Знаешь, Австрия — это такая страна, которая убедила весь мир, что Бетховен был австриец, а Гитлер — немец.

— Австрия — это как женщина, которая сначала получила все преимущества брака по расчету, а потом выставила себя жертвой изнасилования.

Вальтер Фантл остался жить в Вене. Женился. Работал. Никогда не делился воспоминаниями о пережитой трагедии. Татуировку номера на руке заклеивал пластырем, чтобы не вызывать лишних вопросов. И очень берег свой старый кожаный ремень. Его историю узнали случайно. Стали приглашать на встречи, снимать фильмы, брать интервью, даже написали книгу. Он приходил, рассказывал, всегда брал с собой ремень, но никогда никому не давал его даже на короткое время. Вальтер Фантл скончался в 2019 году. Самое дорогое, что у него было, свой старый кожаный ремень, он завещал Дому истории в Санкт- Пельтене.

«Рассказанная история»: ремень Вальтера Фантла в Доме Истории . Санкт-Пёльтен.

Последние десятилетия Австрия может стать примером не только в процессе преодоления нацизма, но в борьбе с неонацизмом. Антисемитизм, радикальный национализм, ксенофобия, расизм не исчезли и вряд ли порадуют разумную часть человечества своим исчезновением в ближайшем будущем. Но это не означает, что с этим надо смириться, ведь их жертвой может стать любой, независимо от вероисповедания, цвета кожи, политических взглядов, да впрочем, из-за всего, что не будет укладываться в “установленные рамки”. Австрийские политики различных уровней и политической ориентации принимают участие в мероприятиях поминовения жертв нацизма. Различные правительственные и неправительственные общественные организации, учебные заведения регулярно проводят информационные компании и образовательные мероприятия, делая это современно, доходчиво и с душой. У австрийцев нет безымянных жертв нацизма. То и дело в Вене около домов появляются “камни памяти”, на которых выбиты имена живших в этих домах людей и погибших потом в лагерях смерти. Скоро в центре Вены откроется мемориал, где на гранитных плитах будут выбиты имена всех 64 259 убитых австрийских евреев. Стена Холокоста с именами, а не с безликими цифрами, это не только память о человеке. Это ещё и способ вернуть массово невинно убиенным частичку их личности, частичку идентичности и часть достоинства. Австрийский опыт свидетельствует о том, что в принципе даже тяжело больное общество способно выздороветь. И в этом процессе очень важную роль играют такие центры, как Дом Истории Музея Нижней Австрии в городе Санкт-Пёльтен.   

Научный руководитель и директор Дома Истории Музея Нижней Австрии, доктор философии Кристьян РАПП. Благодаря деятельности Кристьяна Раппа и его талантливой команды, Дом Истории в Санкт-Пельтене стал настоящим интерактивным музеем, центром многих инновационных проектов, исторических изысканий и местом проведения уникальных выставок.

Natalia LEVINE 

«Haus des Lebens»

Posted on by Natalia

Продолжение. Первая часть.

Похоже, что многострадальные брестские мацевы ( надгробные плиты с еврейского кладбища) наконец обретут спокойствие. Каков будет окончательный проект  мемориала-инсталляции (лапидария) из мацев и кто станет его автором, пока не ясно, но в настоящее время ведутся работы по приведению тысяч надгробных камней и их фрагментов в порядок. Их фотографируют, чистят, нумеруют, читают и переводят сохранившиеся надписи, составляют электронную базу.  На сегодняшний день мацевы являются одним из немногих материальных свидетельств существования когда-то многочисленной еврейской общины Бреста. История возникновения еврейского кладбища связана с драматическими событиями переселения целого города на новое место из-за строительства крепости в первой половине ХIХ века. В середине ХХ века кладбище было уничтожено. На его месте, без эксгумации и перезахоронения тысяч и тысяч останков, а просто насыпав сверху и утрамбовав землю с близлежащего форта, построили стадион «Локомотив», прозванный в народе «стадион на костях». Как и когда исчезло практически незаметно для города целое кладбище с огромной территорией и тысячами надгробий? Кто  отдал приказ? Кто этот приказ исполнил?

На карте 1824 года синим цветом выделены два еврейских кладбища, которые находились на территории старого города. В связи с началом строительства крепости оба кладбища были снесены.  Захоронения и надгробные памятники были перенесены на кладбище в «новом» городе. 

В книге Аарона Тэнцера есть глава, посвящённая истории возникновения еврейского кладбища на территории нового города. Скорее всего сведения об этом событии он почерпнул из книги Лейба Файнштейна. Вот, что он пишет: «Любой, кто знает, с каким необычайным благоговением евреи охраняют могилы своих предков, как они всегда стремятся сохранить свои кладбища и защитить их от разорения или даже заброшенности в соответствии с религиозным законом, поймет всю глубину боли, которая  охватила евреев из старого города , когда пришло известие о сносе кладбища.  Потому что теперь речь шла не только об отъёме жилищ у живых, но и о лишении мест упокоения мертвых, о лишении их  Haus des Lebens,«дома жизни», как благочестивые евреи называют кладбище. Здесь лежали предки, здесь покоилось столько правоверных и ученых мужей с мировым именем, к могилам которых ради молитвы ежегодно совершали паломничества тысячи людей. И теперь их покой должен быть потревожен, их могилы должны будут принесены в жертву ради возведения крепостных стен и преданы забвению!»(с.55)

Далее Аарон Тэнцер рассказывает о приобретении еврейской общиной Бреста двух участков земли для двух(!!!) новых кладбищ: «В новом городе евреи сразу приобрели землю, чтобы построить два кладбища. Для одного кладбища, которое предполагалось немедленно начать использовать, был куплен участок земли, прилегающий к тогдашним границам города. Для второго кладбища, на котором собирались производить только перезахоронения со старого, был куплен участок земли, располагавшийся вблизи деревни Берёзовка, находившейся довольно далеко от тогдашних городских границ. В 1835 г. сюда были перенесены отдельные захоронения. Длинная похоронная процессия, сопровождаемая по правилам санитарных норм полицейскими, вспоминается современниками с глубокой печалью. Однако во многих случаях на новое место были перенесены только надгробия.»(с.56)

Как оказалось, первое кладбище просуществовало совсем не долго: «Кладбище рядом с городом, которое было предназначено для немедленного использования, заполнилось в течение короткого времени. Быстро растущий город окружил его домами и улицами. Поэтому правительство приняло решение закрыть кладбище и запретило проводить там похороны. Это кладбище, которое с тех пор было полностью заброшено, находилось до сегодняшнего дня посередине необычно для города широкой улицы Пивоварной недалеко от Мухавца (улица #1 во время оккупации). Многочисленные, иногда весом в сотни килограмм надгробия с частично разборчивыми надписями на иврите валяются  там и поныне. Не сильно воодушевляющая картина».(с.56)

( Краеведы уже разобрались с Пивоварной и с запутанной Брестской топонимикой. В 19 в. улица с таким названием находилась около Мухавца, там, где сейчас Интернациональная. Пивоварная улица на Киевке появилась позже.)

Еврейская община была вынуждена начать использовать для захоронений свое второе кладбище, к которому тем временем тоже приблизился город. Поэтому в 1879 году община купила большую часть прилегающего участка, а на собранные пожертвования вокруг кладбища построили каменную стену высотой в человеческий рост с тремя въездными воротами и оригинальными еврейскими надписями. В книге Файнштейна написано, что когда в 1884 году начали строить большой железнодорожный вокзал и подводить к нему множество железнодорожных путей, еврейское кладбище оказалось на пути прокладывания одной из железнодорожных веток. После переговоров с железнодорожным начальством еврейская община получила компенсацию в размере 5 500 рублей, уступила часть территории кладбища железной дороге, а на полученные деньги приобрела примыкающий участок для кладбища и отремонтировала повреждённую при прокладке железной дороги часть кладбищенской стены. (Олег Медведевский «Арье Лейб Файнштейн и его книга об истории еврейской общины Бреста». )

Фрагмент польской карты с указанными местами еврейского и католического кладбищ

В Бресте в живых остались единицы тех,  кто видел еврейское кладбище до его исчезновения. Сохранились редкие фотографии, вроде остались планы… Тем интереснее было прочитать о том, каким увидел киркуты ( еврейское кладбище) в 1915 году Аарон Тэнцер: « Кладбище — идеальная отправная точка для знакомства с сегодняшним днем еврейской общины Брест-Литовска. В конце концов, это почти всё, что осталось от 600-летнего, когда-то столь процветающего и гордого сообщества. Перед вами огромное поле мертвых. В центре — небольшие домики, которые здесь часто встречаются над местами захоронения раввинов и ученых, справа и слева от них безошибочно узнаваемый лес гробниц всех размеров и форм. Очень редко можно увидеть надгробие,  стоящее в вертикальном положении. Из-за болотистой почвы надгробия через очень короткое время начинают заваливаться на бок. Иногда в качестве надгробий использовались и простые доски с надписями. Очень часто на надгробиях встречаются живописные изображения. Если в могиле похоронен образованный человек, то на надгробии воспроизведены  цитаты из Талмуда, если похоронен менее образованный человек, тогда на камне высечены изречения из шести книг Мишны. На надгробиях левитов изображена обычная лейка, а на могилах Коэнов — руки благословения, и т.д. Очень часто можно встретить изображения животных на надгробиях тех, кто при жизни носил их имена: Лейб, Вольф, Бэр и т.д. У молодых девушек на надгробии изображен голубь, у благочестивых женщин — один из субботних подсвечников с зажженными свечами.

Современный дух уже проник и на кладбище, о чем свидетельствует появление на надгробиях фотографий, а также надписей на русском, иногда на немецком языках. Сейчас, конечно, даже мертвым не лучше, чем живым. Эта картина безлюдного запустения тому наглядное подтверждение.»(с.57)

Немецкая открытка с видом на еврейское кладбище. 1915 г.

После окончания Первой Мировой войны большинство жителей вернулись в родные пенаты. Мирная жизнь наладилась. Город был заново отстроен, почищен, отремонтирован. Еврейская община, хотя уже не такая большая, как до войны, снова заняла своё достойное место, принимая активное участие в деле развития и процветания Бреста. Однако этот период оказался не долгим. Сначала 1939 год изменил политический строй, а вместе с ним экономический и идеологический уклад городской жизни, но похороны, что на католическом, что на еврейском кладбищах проходили с соблюдением всех религиозных канонов. 

Похороны на еврейском кладбище в 1940 г. Рисунок В.Н. Губенко

 Мой отец первый раз увидел еврейское кладбище в 1940 году: «Довоенное еврейское кладбище занимало довольно большую площадь, ограниченную улицами Кооперативной, Тихой, Пивоварной, садами домов по улице Скрипникова. Въезд был со стороны Пивоварной. Кладбище располагалось на косогоре с подъёмом к северу примерно 12-15º, было ограждено довольно убогим деревянным забором с зарослями орешника по южной его границе. На самом кладбище росло несколько высоких сосен, больше никаких деревьев не было. С западной стороны, и как нам казалось, до горизонта – сплошной частокол мацев». То есть каменной стены, возведённой вокруг еврейского кладбища по инициативе Файнштейна в конце 19 века, уже не было. 

 Лето 1941 года принесло настоящую беду. Во время немецкой оккупации захоронения на еврейском кладбище прекратились. А после уничтожения узников гетто на Бронной горе и массовых расстрелов евреев в брестских дворах, хоронить на кладбище было уже просто некого. Но само кладбище стояло нетронутым. Первыми разорять его начали появившиеся в Бресте казаки. Мацевы не отличались разнообразием, надписи для посторонних оставались немыми, невозможно было по памятнику определить социальный статус хозяина. Было всего лишь несколько памятников из чёрного гранита с изображением поднятых для благословения рук. Все они были вскрыты и разорены казаками. Могилы с простыми цементными и каменными надгробиями  они не тронули.

Газета «Вечерний Брест» №14 от 15 февраля 2008 года сообщила читателям о том, что в апреле 1943 года гебитскомиссар Бреста издал распоряжение о полном срытии кладбища, а надгробные памятники предлагалось использовать для мощения улиц. Но исполнителей этого приказа не нашлось среди местного населения. Мацевы продолжали стоять на своих местах, раздражая оккупантов. Впрочем, им уже было не до этого. Приближался фронт, всё чаще над городом появлялись советские самолёты, начались бомбёжки, а Брест был важным транспортным узлом, через который шло снабжение немецкой армии в направлении, где разворачивались главные сражения наступающей Советской Армии.

Немцы укрепляли ПВО города. Брест и его окрестности ощетинились зенитными батареями. Немцы широко использовали подвижные батареи, позволяя  советским самолётам-разведчикам заснять их позиции, после чего меняли их расположение, и бомбы рвались на пустом месте.

Еврейское кладбище  немцы тоже использовали для ПВО: на нём, в его юго-восточной части, на ровной площадке, они поставили звукоулавливающую установку. Место было открытое, удобное для прослушивания, давая возможность своевременно обнаружить приближение самолётов, определить направление и параметры их полёта.

Для команды, обслуживающей установку, были построены бункеры. Немцам пришлось снять мацевы только на этом маленьком участке кладбища. Куда они их вывезли с кладбища и как использовали — неизвестно. 

Во время одного из налётов летом 1944 года прямым попаданием бомбы звукоулавливатель был уничтожен. Груда металлических обломков ещё долго, захватив послевоенное время, валялась на кладбище. Но мацевы стояли.

На карте немецкой аэрофотосъемки выделена территория кладбища с обозначенными военными объектами ПВО.

28 июня 1944 года Брест был освобождён. Городу снова пришлось заново восстанавливать разрушенные дома и улицы. Но все городские кладбища ( Тришинское, польское и еврейское) остались стоять практически невредимыми. На еврейском кладбище следы разрушений были только на месте разбомбленных немецких бункеров: четыре ямы, на песчаных откосах и кое-где на земле открыто лежали человеческие останки. Но остальная территория кладбища была, как в довоенное время, вся заставлена надгробными камнями. Пустым оставался небольшой участок в юго-западной части кладбища. Однако он и до войны был свободен от захоронений. В 60е годы на этом месте была построена станция юннатов( юных натуралистов). Старой деревянной ограды в 1944 году тоже уже не было. Орешник и несколько сосен, бывших до войны единственным «зелёным насаждением» на еврейском кладбище, тоже пропали. Остались лишь тысячи густо стоящих мацев и тропинки между ними, по которым местные жители пересекали кладбище, чтобы сократить путь. Ещё еврейское кладбище облюбовали для своих опасных забав брестские мальчишки. Там было тихо и безлюдно, никто не мешал стрелять, взрывать, поджигать. В случае опасности, можно было легко спрятаться среди надгробий. 

Когда точно пропали мацевы с еврейского кладбища остаётся не выясненным до сих пор. Памятники  были сняты массово, быстро, да так, что местное население не видело момент их исчезновения. Одно можно сказать точно: поздней осенью 1945 года тысячи мацев еще стояли на своих местах. 

Что известно? Большинство надгробий с еврейского кладбища оказалось на территории лагеря немецких военнопленных №1284 зимой 1945-46 гг. Лагерь находился в квартале колонии Варбурга, построенной в середине 20-х годов для еврейской бедноты на средства благотворительной организации «Джойнт», а также личные средства самого банкира Феликса Варбурга. С началом немецкой оккупации всех обитателей колонии переселили в гетто, а в их домах немцы устроили лагерь для советских военнопленных. После освобождения Бреста от немецкой оккупации целый и невредимый лагерь заняли пленные немцы.  Именно они сняли и перевезли мацевы на территорию лагеря. Надгробными плитами отмостили тротуары, подходы к домам, пищеблоку, площадки перед домами администрации. На кладбище остались лишь цементные и земляные холмики. Трудно было понять, почему под ноги бывших оккупантов были брошены надгробные плиты их жертв, хотя объяснение этому есть, и имеет оно исключительно хозяйственно-экономическую подоплёку. Моральный аспект сотворённого абсолютно не волновал тех, кто отдал приказ таким образом улучшить санитарную обстановку в лагере. Немецкие военнопленные были чуть ли не основной рабочей силой в опустевшем, разрушенном городе. Они занимались расчисткой завалов, строительством, ремонтом и многими другими работами. Рабочая сила была на вес золота. Но из-за ужасающих условий содержания среди пленных было очень много больных, физически и психически истощённых. Особенно много было военнопленных, больных сыпным тифом, дизентерией, простудными заболеваниями. В Брестском спецгоспитале, в лагпунктах в зимние месяцы 1945-46 г.г. сложилось катастрофическое положение, смертность была очень высокой. На уровне НКВД СССР были посланы директивы и отданы распоряжения местным властям принять незамедлительные меры для предотвращения смертности путём проведения медико-санитарных мероприятий и в первую очередь улучшения санитарной обстановки в лагере. 

Лагерь немецких военнопленных по улице Минской (ныне часть Пушкинской), устроенный в бывшей еврейской колонии Варбурга. Утренний вывод пленных на работу. Отмостка перед домом управления лагеря сделана из мацев — надгробных стел, вывороченных и свезенных с еврейского кладбища. Рисунок В.Н. Губенко

После отмостки еврейскими надгробными плитами в лагере стало чисто. Летом 1946 года лагерное начальство рапортовало о значительном улучшении санитарной обстановки и снижении смертности среди пленных. 

В начале 50х годов пленные немцы были отправлены к себе на родину, а колония Варбурга стала местом проживания студентов и преподавателей пединститута. Дома ветшали, не ремонтировались. Из-за аварийного состояния жильцов пришлось выселять. Колония Варбурга опустела, а потом и вовсе исчезла.  Последний из 12 домов был снесён в 2016 году. На месте колонии сейчас стоят многоэтажные дома, продовольственный магазин и заброшенный долгострой. Когда начали возводить коробку супермаркета, обнаружили огромное количество надгробных камней, которые благодаря неимоверным усилиям Регины Симоненко были перевезены и складированы в одном из казематов Брестской крепости. Там они пролежали не один год. Пару лет назад их снова погрузили и перевезли на другое место .

При подготовке площадки для строительства магазина на месте бывшей колонии Варбурга.  2014 г. Фото Debra Brunner. Источник

Однако в перипетиях и злоключениях часть мацев все же уцелела, хотя и до их обнаружения, что с ними только не делали сразу после того, как они были сняты с кладбища: мостили тротуары и дорожки во дворах, закатывали под асфальт, использовали как строительный материал и качестве точильных камней. 

Дорожка, вымощенная мацевами, в одном из дворов Бреста. Фото Владимира Богдана

А что же стало с кладбищем? Сначала оно  превратилось в огромный пустырь. Мало кто из новых послевоенных жителей Бреста знал о том, что это место когда-то было, да и до сих пор остаётся пристанищем тысяч умерших берестейцев.  Киркуты вновь напомнили о себе при строительстве стадиона «Локомотив». Когда старый стадион «Локомотив» возле станции Брест- Центральный был передан для строительства новых цехов завода «Газоаппарат», власти недолго задумывались над поиском нового места для нового стадиона. Пустырь на еврейском кладбище, рядом железная дорога, всё, как на старом стадионе. 

Еврейское кладбище располагалось на косогоре с уклоном от домов на улице Скрипникова к улице Тихой в 12’-15’. Попытка снивелировать поверхность бульдозером провалилась. Его отвал начал выворачивать такое количество человеческих останков, что стройка оцепенела. Строители не знали, что глубина еврейских захоронений небольшая. О перезахоронении такого количества останков вопрос не возникал. Это означало делать новое кладбище, а выбросить же на свалку не решились, опасаясь скандальной огласки, ведь все решения о переносе стадиона «Локомотив» на новое место были известны только узкому кругу задействованных лиц. За соломоновым решением в карман не лезли: нельзя сравнять — можно засыпать землёй. Где её взять? А рядышком, срыв валы IХ-го  форта. И IХ форт исчез вместе с еврейским кладбищем. Сегодня осталось не так много жителей города, кто видел и помнит IX форт. На то время творение генерала Карбышева было единственным уцелевшим укреплением с восточной стороны города, которое могло бы стать  памятником фортификации.

После войны и до самой своей кончины IХ форт служил местом отдыха, купания ребят Киевки, Граевки, Берёзовки. На берегах его полноводного  рва сидели рыбаки.

Землёй IХ форта засыпали ту часть еврейского кладбища, на которой разместили футбольное поле, беговые дорожки, северную трибуну, окружив всё это с трёх сторон земляным валом и подняв на 1,5-2 метра уровень новой поверхности. Западную часть не засыпали. Стадион окружили бетонной оградой, почти совпадавшей с периметром кладбища, построили спортивный зал, спортивные площадки. Стадион заработал. Легкоатлетические  и футбольные соревнования разного уровня, тренировки, спортивные праздники, знамёна, бодрые марши и весёлые песни загремели над стадионом, который получил неофициальное название — «Стадион на костях», которое нисколько не смущало его руководителей.»( из воспоминаний В. Губенко)

Сейчас стадион вяло существует, используя свои не высокого качества площадки под редкие любительские соревнования, выставки собак и платные пробежки. Рядом со стадионом городские власти выделили участок, где планируется создать лапидарий из сохранившихся мацев. Хочется верить, что проект осуществится. Не так много осталось в городе действительно исторических памятников. Древние еврейские надгробия — это памятники не только умершим. Это свидетели многовековой истории города. 

Здесь запланировано возведение мемориала-инсталляции (лапидария). Фото О.Медведевского

 

Natalia LEVINE

«A man of peace in the garment of war «

Posted on by Natalia

«Доктор Фил. Аарон Тэнцер, раввин в Хоэнемсе, Гёппингене, полевой раввин в Первой мировой войне 1915-1918 гг., кавалер высоких орденов, автор научных работ.» Согласно завещанию самого Аарона Тэнцера эти слова были написаны на его надгробии. Неординарный, разносторонне образованный, удивительной доброты и порядочности, смелый и честный — таким остался в памяти современников раввин Аарон Тэнцер. Во время Первой Мировой войны он три года служил полевым раввином в Брест-Литовске. Его книга «История евреев Брест-Литовска», изданная в Берлине в 1918 году на немецком языке и рассчитанная на широкий круг читателей, стала на долгое время чуть ли не единственным источником сведений об истории города. До Тэнцера все, кто исследовал тему многовековой истории существования знаменитой на весь мир общины брискеров, писали на иврите или на идише, делая свои труды доступными лишь для тех, кто владел этими языками. Тэнцер рассказал не только про славное прошлое, но и подробно описал события, которые происходили в Бресте в страшное военное время, когда город был практически полностью уничтожен. 

В августе 2018 года, пытаясь найти больше информации о династии брестских раввинов Соловейчиков, я оказалась в библиотеке YIVO ( Нью-Йорк). Ключевыми словами поиска были, естественно,  «Соловейчик», а также «Брест-Литовск» и «Бриск». На двоих с сыном мы выбрали все понимаемые нами языки публикаций: польский, немецкий, английский, французский, испанский, русский. Нужных нам материалов оказалось совсем не много, так как большая часть источников была на иврите и на идише. Среди заказанных нами книг была книга Аарона Тэнцера  «История евреев Брест-Литовска», изданная в Берлине в 1918 году. Листать ее надо было в белых перчатках. Столетний возраст, не дорогое издание брошюрного формата, готический шрифт… Пожелтевшие хрупкие страницы вызывали трепетное чувство, а содержание стало настоящим откровением и открытием многих аспектов не только жизни еврейской общины Бреста, но общей многовековой истории города. Читать было крайне сложно, но интересно. К сожалению ничего о Соловейчиках в книге мы не обнаружили, поэтому отложили в сторону труд Тэнцера, отметив его для себя лишь как ценный источник информации о мало известных (для нас) событиях и фактах, связанных с Брестом.

История евреев Брест-Литовска. Раввин Др. А. Тэнцер (Гёппинген)
Полевой раввин армии «Буг». Берлин, 1918

Второй раз Аарон Тэнцер напомнил о себе совершенно неожиданно и в абсолютно неожиданном месте. Так сложилось, что мы должны были остановиться переночевать на границе Австрии и Швейцарии в самой маленькой провинции Австрии, которая называется Форарльберг. На въезде в главный город этой земли Брегенц мы заметили указатель на  Jüdisches Museum. Что я знала про Брегенц? Город стоит на берегу Бодензее. Если подняться на фуникулере, в ясную погоду можно сверху увидеть сразу четыре страны: Австрию, Германию, Швейцарию и Лихтенштейн. Летом сюда съезжаются оперный и околооперный бомонд на знаменитый музыкальный фестиваль, часть программы которого исполняется на плавучей сцене посередине озера. Память напомнила и о трагедии над Бодензее, фамилию Калоев и виновного диспетчера. Ещё я знала, что в Форарльберге принято здороваться не Grüß Gott, как в Вене, а просто Heil. Если покопаться в голове, может ещё что-нибудь бы всплыло, но про евреев точно ничего не было. Откуда же здесь целый Еврейский музей? Попросила помощи у Google. Каково же было мое удивление, когда на запрос про евреев Форарльберга, у меня первым высветился БРЕСТ-ЛИТОВСК!!!! Мало того, Аарон Тэнцер, написавший, как выяснилось, и историю местной еврейской общины тоже, оказался знаковой фигурой не только для Брегенца и всего Форарльберга. Этот широко и глубоко образованный человек был известен своей культурно-просветительской работой далеко за пределами Форарльберга. Он занимался историческими исследованиями, написал много книг, выступал с лекциями на самые разные темы. Его благотворительная деятельность была примером самоотверженного и тяжелого труда. Кстати, из-за обилия исторических трудов Аарон Тенцер считается пионером еврейской регионалистики.

Аарон Тэнцер. Прессбург ( Братислава), 1876

Аарон Тэнцер родился ровно 150 лет назад в городе Pressburg ( нынешняя Братислава).  Учился в иешиве, поступил в Королевский университет имени Фридриха Вильгельма в Берлине, где изучал германскую и семитские филологии, с большим успехом защитил докторскую диссертацию в Бернском университете. Служил помощником раввина сначала  в Венгрии, а с 1896 по 1907 год был главным раввином Форарльберга и Тироля. Кроме собственно религиозных дел занимался образовательной и культурной деятельностью, читал лекции по литературе и истории в основанном им же в 1901 году  «Bildungsclub».  Будучи сторонником либерального иудаизма, Аарон Тэнцер хорошо относился к смешанным бракам, популяризировал идиш. 

С 1907 года и до последних своих дней был раввином в немецком городе Гёппинген. Когда началась Первая Мировая война, Аарон Тэнцер пошёл добровольцем на фронт.

Аарон Тэнцер во время службы полевым раввином в Брест-Литовске. Повязка с красным крестом и звезда Давида свидетельствуют о мирной миссии армейского раввина Аарона Тэнцера. (1915-1918)

С 1915 по 1918 год он служил армейским раввином на восточном фронте в составе армии «Буг»( Bugarmee), дислоцированной в Брест-Литовске. Кроме ежедневной службы (на немецком и на иврите) для верующих солдат и офицеров, Тэнцер принимал активное участие в оказании помощи местному населению независимо от вероисповедания, организовывал полевые кухни для голодающих, мобильные госпитали, где могли получить медицинскую помощь все нуждающиеся, давал уроки в средней школе. Тэнцер делал все возможное и невозможное, чтобы облегчить участь тех, кого не пощадили жернова войны .  Он называл себя  «A man of peace in the garment of war”(«Сторонник мира в военной шинели).

За доблестную службу в армии Аарон Тэнцер был удостоин высоких военных наград. 

Результатом трёх лет, проведённых в Брест-Литовске, были не только полученные ордена, но и многочисленные отчеты о состоянии дел на восточном фронте, а также две книги. В 1917 году в Берлине вышла книга «Брест: символ русской культуры в мировой войне», а в 1918 году там же была опубликована работа «История евреев Бреста». Известно, что среди первых читателей книги о брестских евреях были начальник штаба немецкой армии генерал Людендорф, будущий рейхпрезидент Германии Пауль фон Гинденбург и сам кайзер Вильгельм. Все они после прочтения книги Аарона Тэнцера, прислали автору личные поздравления.

 Раввин Арнольд Тэнцер с солдатами после пасхального Седера в Пинске, Беларусь 18.04.1916

В ноябре 1918 года Аарон Тэнцер вернулся в Германию в город Гёппинген.

Синагога в Гёппингене. Построена в 1881 году. Разрушена нацистами

Тэнцер застал приход нацистов к власти.  Интересный факт: в 1924 году Аарон Тэнцер официально сменил своё библейское имя Аарон на более привычное для немецкого уха созвучное христианское имя Арнольд. Но в 1933 году в ответ на истерию антисемитизма, охватившую все слои германского общества, раввин Тэнцер решил вернуть себе имя, данное ему при рождении. В том же 1933 году кавалера орденов и патриота Германии Аарона Тэнцера исключили из членов Ассоциации ветеранов войны Гёппингена за «не арийское происхождение».  Шестеро детей Тэнцера успели уехать из Германии до начала массовых репрессий в отношении евреев.  Сам Тэнцер умер в феврале 1937 года. Его жена, Берта Тэнцер, после смерти мужа отказалась покидать Германию, несмотря на многочисленные попытки детей уговорить мать уехать в безопасную страну. Берта Тэнцер написала 257 писем своим детям, в которых неустанно повторяла и обосновывала своё нежелание покидать родину. Она считала, что ее место там, где ее корни, где покоится ее муж, где милые соотечественники скоро разберутся и поймут, что были не правы и что «трудные времена» пройдут, надо набраться терпения, и справедливость восторжествует. Берта Тэнцер закончила свои дни в концентрационном лагере Терезиенштат в 1943 году.

Берта и Аарон Тэнцер с детьми Эрвином и Ильзе, 1920

Спустя много лет справедливость действительно восторжествовала. Деятельность Аарона Тэнцера на благо германского общества была оценена, память увековечена. Во всех городах, где жил и служил раввин Аарон Тэнцер есть улицы и площади, носящие его имя; есть мемориальные доски; в Гёппингене сохранилась основанная им публичная библиотека, большую часть фондов которой составляют бесценные книги из подаренного Тэнцером личного собрания. 

Вот и в австрийском Форарльберге уже давно нет евреев. Жили они тут больше 300 лет, а после 1942 года — ни одного. Но музей есть, память есть, историю их никто не стёр.

Могила Аарона Тэнцера в Гёппингене

Казалось, на этом можно было бы завершить рассказ о раввине Аароне Тэнцере и о том, почему его книга об истории еврейской общины Бреста имеет такое большое значение. Но благодаря знакомству ( пока виртуальному) с Олегом Медведевским, я узнала гораздо больше об истоках труда армейского раввина. Олег Владимирович написал и представил замечательную статью «Арье Лейб Файнштейн и его книга об истории еврейской общины Бреста». Она была опубликована в пятом томе «Берестейских книгосборов» в 2019 году.

Статья Олега Медведевского написана талантливо и увлекательно, со строгим соблюдением всех правил критического анализа содержания книги и подробной биографией неординарной личности, какой был Арье Лейб Файнштейн. Именно книга Файнштейна «Ир Техила» ( «Город Славы»), написанная на древнем иврите и изданная в Варшаве в 1886 году, стала основным источником той части книги Тэнцера, которая описывает возникновение, историю расцвета и упадка многовекового существования еврейской общины Бреста. Самое интересное, что книгу Файнштейна Тэнцер обнаружил случайно в каком-то полуразрушенном брестском доме во времена своей службы в Брест-Литовске. Ее прочтение и вдохновило раввина на написание «своей» истории славной общины брискеров. Но Файнштейн закончил своё повествование 19 веком, когда при населении города в 35 тысяч, 25 тысяч составляли евреи. Тэнцер же описал ещё и то, что он увидел в страшные годы войны и разрухи.  Стиль автора книги «скачет» от сухой констатации фактов до витиеватых фраз с ярко выраженной эмоциональной окраской. Это особенно заметно в тех главах, где Аарон Тэнцер рассказывает о трагических событиях, происходивших в городе в августе 1915 года:

«В 1913 году в городе проживало 57 068 человек, 39 152 еврея, 10 042 русских и 7536 поляков.» (с.42)

«До разрушения города в 1915 году в Брест-Литовске были фабрики масел и жиров, мыла, различных химических изделий, кожи, сигаретных гильз, конвертов, макарон и т. д. Здесь был центр российской табачной торговли. Город торговал железом. Торговля мукой также была очень важна. Ее обеспечивали 3 крупных мельницы. Кроме того в городе было 7 крупных аптек и 23 мелких. Всё еще можно увидеть множество больших магазинов в руинах, а также гигантские здания коммерческого назначения, такие как здание на улице Шоссейной, в котором есть несколько сотен магазинов, и торговый пассаж Ратнера, который почти полностью разрушили казаки, оставив лишь часть фасадной стены, над которой все ещё весело болтается на ветру жестяной Меркурий, как будто радуясь, что уцелел при русской власти в Брест-Литовске. Среди примерно 40 000 евреев в городе едва ли было 2 000 действительно бедных и нуждающихся в помощи». (с.45)

Сгоревший в 1915 году пассаж Ратнера. Брест-Литовск

«15 августа 1915 года русский комендант объявил в Брест-Литовске, что все гражданское население должно покинуть город в течение трех дней — 17, 18 и 19 августа. Население по месту жительства было разделено на три части с севера на юг, одна из которых должна была быть эвакуирована в первый день, а две другие — в последующие дни. Якобы ожидающие на станции поезда должны были доставить население в глубь Российской империи. В то время в городе еще было около 40 000 жителей, в том числе около 30 000 евреев. (с.57) На станции было лишь небольшое количество открытых грузовиков и очень мало  легковых автомобилей, место в которых можно было получить только после значительного подкупа. Поэтому многие за огромные деньги покупали крестьянские телеги, но большинство жителей брели в изгнание нищими и пешком. Сначала они оседали в деревнях между Кобрином и Пинском, которые в то время еще были российской территорией. Позже людей расселили по местам, выделенным для них немецкой армией. 

В самом городе имелись большие складские запасы товаров стоимостью на миллионы.  Русский командующий ещё в мае запретил вывоз любого товара. При отъезде из города хозяевам тоже было запрещено брать свой товар с собой. 

Затем последовали грабежи и разрушения, которые учинили казаки. На 2-й и 3-й день принудительного выселения жители города стали свидетелями событий, от которых волосы вставали дыбом. В только что оставленные дома, а зачастую ещё не покинутые обитателями, стали врываться казаки и выносить всё: мебель, одежду, белье, кровати, ценные вещи и т.д. На улицах уже стояли приготовленные казаками телеги, которыми управляли нанятые ими крестьяне в надежде получить свою долю от награбленного. Все, что не находило покупателей даже за копейки, казаки ломали, рвали, уничтожали. Это было мародерство и грабеж под яростное нескончаемое улюлюканье. 

24 и 25 августа по приказу вышестоящего командования русской армии и в соответствии с утверждённым планом, грандиозное разграбление города увенчалось поджогом домов и подрывом с использованием ручных гранат целых улиц. От полного уничтожения город спасло только то, что уже 26 августа в Брест вошли войска немецкой и австро-венгерской армий, обратив в бегство бесчеловечную орду разрушителей. Тот, кто видел эту ужасающую картину разрушения, никогда её не забудет. Это будет храниться в памяти, как свидетельство глубочайшего вырождения, которому даже в истории русских войн, столь богатой бесчеловечностью, вряд ли найдётся равное. 

Всех тех,  кто считал, что в порядке вынужденной и, следовательно, оправданной самообороны, можно воспевать  отстрел львов, я пригласил бы побродить по многочисленным длинным разрушенным улочкам русского города Брест-Литовска, уничтоженного без какой-либо разумной цели войсками, которые призваны были его защищать.  Также я пригласил бы и моих соотечественников. Они, похоже, ещё не осознали в полной мере всю серьезность этой войны и ценность наших побед. Здесь вы бы увидели, от какой угрозы и от какой ужасной судьбы наши войска оберегают немецкую родину».
из книги Арона Тэнцера «История евреев Брест-Литовска», 1918

Пожары в Брест-Литовске. Август 1915 г.

Часть вторая. 

Natalia LEVINE 

Подростки спасают наследие еврейской Беларуси

Posted on by Natalia

В пятницу 6 августа 2021 года в британском еженедельнике the Jewish Chronicle в разделе «Образование» вышла статья Джины Бенджамин под названием “Подростки спасают наследие еврейской Беларуси». События последнего года сделали Беларусь печально знаменитой на весь мир. Это с одной стороны, а с другой стороны они же пробудили интерес узнать о Беларуси, её истории и культуре больше. Британская благотворительная организация The Together Plan уже много лет активно поддерживает оставшиеся ещё на территории Беларуси малочисленные еврейские общины. Много внимания организация уделяет просветительской деятельности, целью которой является не только сохранить память о многовековой истории евреев, проживавших когда-то в Беларуси и полностью исчезнувших в Холокосте, но и передать эту эстафету памяти следующим поколениям. В прошлом году стартовал совместный белоруско-британский проект «Делаем историю вместе». Об этом проекте, в котором участвуют подростки из двух стран, о широком спектре тем, которые предлагаются для изучения и обсуждения, о том, какой интерес проявляют дети к истории рассказывают в статье координатор проекта Лео Левин и директор The together Plan Дэбра Бруннер.

«Исторический момент для еврейского кладбища Брест-Литовска»

Posted on by Natalia

17 июня этого года между Брестской городской администрацией и представителем британской благотворительной организации The Together Plan был подписан договор о возведении мемориала (лапидария) из сохранившихся надгробных камней разрушенного еврейского кладбища. Финансирование проекта большей частью взял на себя сын одного из немногих выживших в Холокосте брестских евреев Стивен Гринберг. Проект рассчитан на три года. Сейчас он находится в начальной подготовительной стадии. Этой трудоемкой, кропотливой и очень ответственной работой, которая заключается в каталогизации, прочтении и переводе надписей, создании электронной базы занимаются не только специалисты, но и волонтеры из числа студентов брестского технического университета. Подробнее об истории обнаружения надгробных плит на территории города и возникновения идеи создания лапидария читайте в статье Дэбры Бруннер «Исторический момент для еврейского кладбища Брест-Литовска».

Австрийский след

Posted on by Natalia

На прошлой неделе я наконец смогла посетить открывшийся после почти годового карантина Музей Нижней Австрии, который находится в городе Санкт-Пёльтен. Официально музей был открыт в 2002 году. Он состоит из двух постоянных экспозиций: Дом Природы и Дом Истории (Haus Für Natur und Haus Der Geschichte).

У меня была предварительная договоренность с научным руководителем Дома Истории господином Кристьяном Раппом и научным консультантом господином Себастьяном Фоглем, которые любезно согласились не только познакомить меня с экспозицией, но и показать мне все имеющиеся в их коллекции материалы, касающиеся участия австрийских военных соединений во Второй Мировой войне.

Научный консультант Дома Истории музея Нижней Австрии Себастьян Фогль

До 80х годов Австрия избегала каких-либо упоминаний о своем участии и роли в период нацизма. В австрийских школьных учебниках истории до мельчайших подробностей изучались бронзовые и железные века, мелкие средневековые войнушки между князьями, герцогами и прочими баронами. Конечно, и Австро-Венгерскуая империя с ее славными победами и захватами, политическими, техническими и культурными достижениями при правлениях всех кайзеров и кайзерш тоже штудировалась и вширь, и вглубь.  Даже Первая Мировая война и последующий крах правления Габсбургов тоже были представлены достаточно подробно и объективно. А начиная с 30х годов ХХ века и до 1955 года,  — провал, дыра. Ничего! Как будто не было этого отрезка времени в истории Австрии. Между тем, в каждом населенном пункте альпийской республики (это не преувеличение) стоят памятники, на которых выбиты имена погибших во Второй Мировой войне. Около этих памятников не устраивают митинги и к их подножиям не возлагают цветы, но они ухожены, и ни у кого не возникает даже мысли их снести или спрятать подальше от людных мест.  Ветеранов вермахта почитают и помнят. Если нет памятника, тогда обязательно на стене церкви будет установлена мемориальная доска с именами убитых, которые не вернулись в свои семьи.

Нижняя Австрия, Лакенхоф. Сельская церковь XVIII век

Мемориальные доски с именами погибших в двух мировых войнах лакенховцев. Лакенхоф, Нижняя Австрия

В церкви, в потайной комнатке налево от входа в основной зал стоит групповое фото тех, кто ушел воевать и погиб за фюрера и за Великую Германию из местного церковного прихода Лакенхоф -Нойхаус

Кроме погибших на фронте, на фотографиях есть те, кто пропал без вести и те, кто вернулся домой. Совсем внизу подпись: « Павшим героям — память, живым — напоминание.»

Сколько же надо было пройти лет, какой сдвиг должен был произойти в сознании, какие рычаги воздействия были применены, если только летом 1991 года австрийское правительство в лице канцлера Враницкого сделало первое четкое заявление в парламенте о роли австрийских граждан в преступлениях нацистской Германии, таким образом сняв с себя маску жертвы, которой долгое время прикрывало истинную картину и даже пыталось спекулировать статусом “первых пострадавших”.

Воссоединение своей малой родины с Германией было не только мечтой фюрера, но и заветным желанием, как показал плебисцит, 99,8 % населения Австрии. Хотелось бы заподозрить  власти в подтасовке голосов, но к сожалению факты неумолимо доказывают, что австрийцы чаще , чем немцы проявляли себя, как фанатичные приверженцы национал-социализма: 14% персонала СС и едва ли не половина “работников” лагерей смерти  составляли выходцы из Австрии, почти каждый пятый австриец был членом нацистской партии Гитлера. Еврейский вопрос австрийцы тоже решили кардинально:  из 200-тысячной  венской еврейской общины после войны в городе осталось не более 2000 иудеев. Антисемитское насилие достигало в Остмарке (так Гитлер переименовал Австрию после аншлюса) таких масштабов, что из Берлина в Вену приходили директивы с требованиями умерить пыл.

Евреев независимо от пола и возраста выгоняли на улицы города и заставляли скрести мостовые зубными щетками под улюлюканенье стоявших вокруг толп австрийцев

Прожив уже достаточно лет в Австрии, познакомившись и подружившись со многими австрийцами, узнав и увидев многое, что не доступно взгляду туриста, я научилась понимать и принимать особенности австрийского менталитета, уважать их традиции, восхищаться одними чертами, а с другими примириться. Конечно я знала, что австрийцы не были “белыми и пушистыми” во времена Третьего Рейха. Только одна карта, на которой густо обозначены места расположения концентрационных лагерей на ее маленькой территории, говорит о многом.

Карта, на которой указаны места расположения концентрационных лагерей на территории Австрии в период 1938-1945 гг. Дом Истории, Санкт-Пёльтен, Нижняя Австрия

Сколько австрийцев воевало во Второй Мировой войне?

Перепись населения 1939 года показывает, что на тот момент в Австрии проживало чуть больше 6,5 млн человек. 1 200 000 австрийцев (с 1897 до 1927 года рождения) участвовали в военных действиях. Только в Верхней Австрии с населением 600 000 человек, 200 000 были призваны на фронт.

Июнь, 1941 г. 45я пехотная дивизия . В районе Брест-Литовска. Фото из архива Вальтера Фенингера. Дом Истории. Санкт-Пельтен

Однако к моему стыду, я не так давно узнала, что австрийцы “наследили” и в Брестской крепости. В школе нам рассказывали о вероломном нападении немцев на СССР. Даже сейчас, когда стали доступны многие документы и открылись многие неизвестные факты обороны крепости и первых дней войны, мало кто придает значение, что осуществление плана Барбароссы Гитлер доверил своему любимому детищу — 45й австрийской пехотной дивизии. Немцы и австрийцы — это, как говорят в Одессе, “две большие разницы”. Дивизия формировалась в Линце (столица Верхней Австрии) по личному распоряжению фюрера. Она на 90% состояла из солдат и офицеров, выходцев из Нижней Австрии, Верхней Австрии и Вены. Во время штурма крепости было заявлено о 482 погибших и 1000 раненых. 

Их захоронения разбросаны точно от Бреста до Курска и наверняка еще во многих местах, где воевала 45я пехотная дивизия, пока ее расформированные остатки не сдались в плен на территории Чехословакии в 1945 году.

Подробный список погибших солдат и офицеров 45й пехотной дивизии указывает не только имя, место и год рождения, но и причину смерти, место захоронения, ряд и номер могилы, а также адрес родственников, которым отсылалось извещение о смерти

482 погибших солдат и офицеров в первые же дни войны были захоронены около Свято Симеоновского храма. В 2018 году из Германии в Брест приезжал представитель Народного Союза (организации, которая занимается поиском и перезахоронением останков немецких солдат) Вольфганг Браст. Место кладбища идентифицировали, по фотографии даже смогли прочесть имена на могильных крестах. В планах была эксгумация останков  и перезахоронение на кладбище около Березы. С большой долей вероятности там лежат не немцы, а австрийцы. Я спросила у господина Фогля,  принимают ли участие в поисках могил  австрийцы? Ведь это благородная миссия. Девиз Союза: “ Вместе к примирению”. Ответ был отрицательный. Австрийцы пока никакую инициативу не проявляли. Хотя недавний визит в Брест посла Австрии в Беларуси показал, что австрийцы все же заинтересовались судьбой своих соотечественников, погибших на территории Брестской крепости в первые же часы и дни войны.

Захоронение солдат 45-ой пехотной дивизии возле Свято-Семёновского собора

В 1967 году ветераны дивизии установили в Линце мемориальную доску в память о своих погибших и пропавших без вести боевых товарищах.  А в городе Вэлс( Верхняя Австрия) в одном из парков стоит настоящий памятник с посвящением погибшим 45й дивизии.

Вэлс. Памятник погибшим и пропавшим без вести военнослужащим 45ой пехотной дивизи

В Доме Истории Нижней Австрии в одной из витрин я увидела рукописный листок с выцветшими карандашными записями. Господин Фогль сказал, что это письмо с подробным описанием первых дней войны, которое австриец Ганс Дэнк прислал своим родным. Меня заинтересовали сначала даты: 19.06, 20.06, 22.06….А потом я разглядела слово “Буг”. Но после мучительной расшифровки текста оказалось, что этот австриец действительно участвовал в боевых действиях с самых первых часов войны, переправлялся на надувных лодках через Буг, но не на Брестском участке границы, а в районе Кристинопыля (Львовское направление). Судя по его записям, русские оказывали неожиданно упорное сопротивление.

Письмо Ганса Дэнка, в котором он хронологически описывает все, что происходило с ним и его товарищами в июне 1941 года

Войска вермахта из-за танковых контратак Красной Армии, воздушных налетов советских самолетов, шквального артиллерийского огня вынуждены были замедлить свое продвижение на киевском направлении. Это дало возможность Красной Армии занять оборону в укреплённых районах на старой государственной границе и провести мобилизацию. Немецкие противотанковые пушки (ПАКи) с трудом справлялись с атаками советских танков. Австриец описывает ужас от первых боев, первых убитых товарищей, невозможность укрыться от летящих снарядов, бессонные ночи при полном вооружении в лесу и такое сопротивление, с которым никто из них никогда не сталкивался, хотя опыт боевых действий к июню 41го года был у них уже накоплен. 

 Советские танки  67го танкового полка 34й танковой дивизии, брошенные в районе Дубно. Июнь, 1941 г.

 Словом, благодаря страничке из дневника австрийского полкового разведчика Ганса Дэнка, можно отдать должное героическим попыткам Красной Армии хотя бы как то притормозить продвижение вермахта вглубь страны. 

Ганс Дэнк и шрапнель, которая убила его под Сталинградом в 1942 году. Дом Истории. Санкт-Пельтен 

После осмотра экспозиции Дома Истории господин Фогль пригласил меня в свой кабинет, где показал документы, переданные музею сыном ветерана 45й дивизии. Среди документов были два дневника, которые вел его отец в течение 40го и 41го годов. К сожалению записи обрываются на самом интересном для меня месте: 20 июня 1941 года. Но доподлинно известно, что инженер Вальтер Фенингер служил в 45й австрийской  пехотной дивизии. Участвовал в боевых действиях на территории Чехии, Польши, Франции, штурмовал Брестскую крепость. В сентябре 1941 года был тяжело ранен. После длительного лечения  в  венском госпитале его отправили  в Югославию для борьбы с партизанами. В 1944 году югославские партизаны взяли его в плен, из которого он освободился в 1948 году. После возвращения в родной город женился, воспитывал троих детей, поддерживал тесную связь с оставшимися в живых “братьями по оружию”, до 1955 года в связи с процессом денацификации был лишен оставленных ему отцом сбережений, не мог работать по специальности. Хотя денацификация в Австрии проходила в абсолютно щадящем режиме, Вальтеру Фенингеру тем не менее было отказано даже в службе в пожарной охране. Воспоминаниями о войне делился редко и скупо, но зато охотно рассказывал про ужасы, которые пережил в югославском плену ( голод, надругательства, валяющиеся отрезанные головы пленных, вывалянные в фекалиях..) После 1955 года стал организатором и активным членом Союза ветеранов войны в городе Мельке. Умер в 1979 году.

Фото из личного архива Вальтера Фенингера. Июнь, 1941 г. Дом Истории. Санкт Пельтен

Июнь 1941 года. Фото из личного архива Вальтера Фенингера. Дом Истории, Санкт Пельтен

Свидетельство о награждении Вальтера Фенингера Железным Крестом 2й степени

Справка об освобожении из плена, выданная Вальтеру Фенингеру югославским министерством внутренних дел в декабре 1948 года

Эту книгу дневников Вальтера Фенингера издал его сын, тоже Вальтер Фенингер

Ганс Дэнк и Вальтер Фенингер, два австрийских солдата, в июне 1941 года были на разных фронтах: один на Западном направлении, второй — на Южном. Но и в письме Дэнка , и в воспоминаниях Фенингера повторяется почти одинаковое описание того, с какой радостью, хлебом-солью и цветами их встречало  местное население.

В регистре погибших 45й дивизии в июне 41го года я нашла трех солдат, которые жили в Санкт-Пёльтене. После посещения музея пешком отправилась по адресу, где в 40х годах жил один из них со своей женой Марией. Его звали Франц Ленгауер. Он погиб 25 июня 1941 года в Брестской крепости. В очень красивом, тихом, уютном районе Санкт Пельтена по нужному мне адресу я увидела трехэтажный добротный дом, стоящий  чуть в глубине на зеленой лужайке. На воротах висели 3 почтовых ящика с разными фамилиями и кнопки домофона. Фамилии Ленгауер среди них не было.

Дом, в котором жил Франц Ленгауер, погибший в бою 26 июня 1941 г. на территории Брестской крепости. Санкт-Пёльтен

Набравшись смелости, я наугад нажала одну из кнопок. На третьем этаже дома открылось окно. В окне появился благообразный австрийский старик, поприветствовал и спросил, чем он может мне помочь. Я чуть опешила от такого дружелюбия и стала объяснять, что я ищу родственников погибшего во Второй Мировой войне солдата, который жил здесь до 1941 года. Старик из окна сказал, чтобы я подождала, он сейчас ко мне выйдет. Первое, что он мне сообщил, что сам живет в это доме не так давно, всего лет 30, что до этого в доме располагалась евангелическая церковь, а вот что было до нее и кто жил в доме, он к сожалению не знает, но может отвести меня к глубоко пожилой даме, которая родилась в этом доме и живет неподалеку. “Неподалеку” оказалось полчаса пешком. Я попыталась сказать, что могу добраться до этой дамы сама , но старик был так любезен, так искренен в своем желании помочь странной иностранке с еще более странным желанием найти следы убитого 80 лет назад австрийца. За полчаса совместного пути старик рассказал, что его отец тоже воевал, и дядя воевал, но они никого не убивали. А в хозяйстве его матери на хуторе работало много остарбайтеров, но они к ним относились заботливо и внимательно: хорошо кормили, тепло одевали, мягко стелили….. Дамы не оказалось дома. Я вздохнула с облегчением и попрощалась с потомком тех, кто “воевал, но не убивал”.

 

Natalia Levine

P.S. Ремарка.

Если ехать на запад от Вены, миновать Санкт-Пёльтен невозможно. Мы проезжали мимо него бесчисленное количество раз, но никогда не были в самом городе. В этом году разные обстоятельства заставили меня познакомиться с ним. Санкт-Пёльтен является административным центром земли Нижняя Австрия. Город существует ещё со времён Древнего Рима. Столицей Нижней Австрии он стал совсем недавно — в 1986 году. По австрийским меркам Санкт-Пёльтен можно считать довольно большим городом: его население составляет 55 тысяч человек. В историческом центре города можно передвигаться только пешком. Хотя Санкт-Пёльтен и бомбили во время войны, но большинство архитектурных шедевров города уцелели и бережно сохраняются. В плане архитектуры, здесь можно увидеть строения самых разных стилей: готика, барокко, бидермайер… Название города происходит от имени Святого Ипполита. По сравнению с другими городами Нижней Австрии Санкт-Пёльтен проигрывает по количеству достопримечательностей, но это не умаляет его имидж культурного, привлекательного для жизни, работы и учебы центра.