Вторая мировая война для семьи Летунов началась 2 сентября 1939 года, когда немецкая авиация совершила первый налёт на Брест. Немецкие самолёты сбросили с десяток бомб на крепость. Были разрушения, первые убитые. Постепенно частота и интенсивность налётов возрастала. Росло число жертв среди мирного населения. На улице Кшивой — Перацкго, сейчас улица Дзержинского, бомба снесла фасад дома, в котором жила бабушка моего друга Миши Корзы. Обвалилась внутренняя стена дома. Дом был двухэтажный, на стене висели часы, какие-то портреты, а у самой стены на уцелевшей части пола стояла детская коляска, к счастью, пустая. Это была наглядная иллюстрация беды, которую принесла война. Дом этот сохранился, давно отремонтирован, сменились поколения жильцов, которые не знают, что их дом был знаком беды.
Разрушения после налетов немецкой авиациии 1939 года на улице Домбровского
Польская ПВО была очень слаба: несколько станковых пулемётов, приспособления для стрельбы по самолётам, несколько зенитных пушек — этого явно не хватало для обороны города от воздушных налётов. Тем не менее, безнаказанно для немцев они не проходили. Польские солдаты ухитрились подбить несколько немецких бомбардировщиков Dо-17, но это конечно не ослабило налёты.
Спасаясь от налётов, семья Женьки перебралась к знакомым в деревню Задворцы. А в это время танковый корпус Гудериана стремительным рывком из Восточной Пруссии приближался к Бресту, захватив Высокое, Каменец и 15го сентября подошёл к Бресту. 17го сентября город был ими взят.
По воспоминаниям Женьки первых немецких солдат он увидел в Задворцах. Это произошло в солнечный день. Время приближалось к обеду. Деревенская улица была пуста, жители укрылись в домах, опасаясь выходить наружу. Женька наблюдал за всем происходящим из окна своего дома. Он увидел, как на пустынной улице появился невооруженный польский солдат. Наверное он шёл в свою родную деревню, считая, что для него война закончилась. Вдруг ему навстречу из-за домов выехал немецкий мотоцикл с коляской и тремя солдатами. «Halt!» Поляк остановился. Один из немцев слез с мотоцикла, подошёл к поляку, сдёрнул с его головы солдатскую «rogatywku», фуражку, сорвал с неё металлического орла, зашвырнул его в кусты, потом начал бить фуражкой по лицу солдата. Закончив, он нахлобучил фуражку на голову избитого, повернул его к себе спиной и дал ему под гогот своих сослуживцев сильнейшего пинка. Поляк едва удержался на ногах, побежал, а хохочущий экипаж мотоцикла затарахтел в другую сторону.
Летуны вернулись в Брест. Несмотря на налёты немецкой авиации, заметных разрушений в городе не было. Я их не видел и спустя год, в 1940 году. Женька рассказывал, что взятие города не сопровождалось грабежами, за исключением квартир польских офицеров и чиновников, ушедших вслед за польским правительством в сторону румынской границы.
Разбитые позиции польского дивизиона зенитной артиллерии. Кобринское укрепление. Сентябрь 1939 г. Фото из коллекции Андрея Долговского.
Немцы, уже захватив город, еще три дня штурмовали немногочисленный, слабо вооружённый гарнизон Брестской крепости. Понеся большие потери, исчерпав боеприпасы, гарнизон с 16 на 17 сентября покинул крепость, увозя с собою раненных. Но только часть его смогла воссоединиться с основными силами. Остальные, во главе с руководителем обороны К. Плисовским, попали в плен к немцам и затем были переданы советскому командованию. Всех их весной 1940 года палачи НКВД расстреляли в Катыни.
Дольше всех оборонялся крепостной форт Сикорского, где засел небольшой отряд под командованием капитана В. Радзишевского. Немцы не смогли взять форт и после 22 сентября передали его судьбу в руки советского командования, в руки генерала Чуйкова. Несколько дней, неся потери, красноармейцы безуспешно штурмовали форт. 27 сентября уцелевшие защитники покинули форт, оставив раненных под опеку Красного Креста. Озверевшие от неудачных попыток сломить сопротивление защитников форта Сикорского, от потерь, которые понесли штурмующие части, бойцы комдива Чуйкова перекололи всех раненных. Судьба остальных защитников тоже была трагической. Попав в немецкий плен, они были переданы немцами союзникам по агрессии в лагеря НКВД. Туда же попал и капитан В. Радзишевский, пробиравшийся к своей семье в г. Кобрин. Он был схвачен и избит не столько просоветски, сколько антипольски настроенными крестьянами. Сельские жители Кобринского, Дивинского районов были опорой создавшейся в то время УПА, которая прославилась зверским уничтожением польского населения.
Польские военнопленные во временном лагере на территории Тереспольского укрепления Брестской крепости. Сентябрь 1939 г. Фото из коллекции Андрея Долговского.
Жизнь большинства героических защитников Брестской крепости осени 1939 года оборвалась в мае 1940 года в Катыни, Старобельске, Осташкове и других расстрельных местах НКВД. Попытка увековечить их подвиг на территории Брестской крепости была сорвана яростным сопротивлением советских и постсоветских промывателей мозгов, которые до сих пор не признают сговора Гитлера — Сталина, отрицают причастность политического руководства СССР и его карательных органов к массовой расправе над польскими гражданами.
Город стал жить в условиях немецкой оккупации, оказавшейся кратковременной. Жители не знали, как не знало и польское правительство, что 17 сентября по истекающей кровью стране будет нанесён удар в спину.
Немцы вели себя довольно корректно. Равнодушно проходили мимо многочисленного еврейского населения города, но пресекали любую попытку сопротивления со стороны поляков. Часть местного населения охотно сотрудничала с немцами, выдавая им польских военных, служащих. Ими немцы заполняли Брестскую тюрьму.
Так, дед моего товарища А. Кирчука, бывший царский офицер, вернувшийся в Брест в 20е годы и работавший в уголовной полиции, был схвачен бывшими своими клиентами — уголовниками на городском рынке, куда он пошёл, несмотря на предостережения. Уголовники передали его немцам. Те упрятали его в тюрьму. 22го сентября 1939 года, когда части Красной Армии вошли в Брест, заключённые попали под опеку НКВД. Деда А. Кирчука расстреляли в мае 1940 года в Осташкове.
До 17 сентября 1939 года части Вермахта продолжали двигаться на восток, захватив Кобрин, Антополь. После чего они приостановили продвижение и начали отходить на запад так, чтобы расстояние между частями Красной Армии и частями Вермахта составляло не менее 20 км. Это были условия договора от 23 августа 1939 года. Немцы должны были уходить за демаркационную линию, которая проходила по реке Нарев, западному берегу Вислы, по реке Сан. То есть «освободительный поход» предполагал включить в состав Советской Белоруссии и Украины такие куски польских земель, как Подлясье, часть Мазовша, земли Люблинщины. В состав Белоруссии попадала Прага (восточный пригород Варшавы). Об этом сейчас молчат те, кто продолжает называть четвёртый раздел Польши «освободительным походом». Пока в Бресте происходило братание союзников, части Красной Армии, форсировав Буг, приняли от немцев Бяло-Подляску, Луков, Ломжу, местечко Колушин в 60 км от Варшавы. Немцы согласованно отодвигали свои войска, позволяя Красной Армии заполнять очищенные земли.
Подготовка к встрече войск Красной армии в Бресте. 22 сентября 1939 г. Фото из коллекции Андрея Долговского.
Женька запомнил свою первую встречу с Красной Армией. Днём 22 сентября сосед-поляк прибежал и крикнул: «Красные идут!», и все высыпали на улицу посмотреть на новых «освободителей».
Пехотная часть шагала по улице Авиационной, Мостовой, направляясь в город. Народ молча смотрел, как мимо них шли усталые, запыленные длинным переходом (они шли со стороны Каменца), малорослые красноармейцы в длинных шинелях, от чего винтовки со штыками казались ещё длиннее. В основном это были уроженцы Средней Азии. Ботинки, обмотки, небритые лица производили удручающее впечатление. «Азия идёт!» — заметил Женькин сосед. Во время небольших остановок красноармейцы обращались к местным с просьбой продать им часы, вещь, пользовавшаяся у них наибольшим спросом. Население без восторга смотрело на серошинельную толпу, гадая, что ждёт их теперь при очередной смене власти.
Встречают по одёжке. Вид красноармейцев разочаровал зрителей. Подтянутые, прекрасно экипированные, выбритые, в начищенной до блеска обуви немецкие солдаты вызывали большее уважение.
Женька с сестрой Леной были среди многих зрителей на совместном параде дружественных войск. Проезжавшие на грузовиках немецкие солдаты, смеясь, бросали в толпу зрителей коробки конфет — круглые, плоские металлические банки с шоколадом внутри, что вызывало у людей восторг. Одна такая банка досталась и Женьке. Он с сестрой стоял у края проезжей части на перекрёстке улиц Гоголя и Ленина, где улица Ленина делает изгиб. Когда начали проходить советские танки, это были лёгкие Т-26, гусеницы одного из них на повороте заскользили по каменной брусчатке — трилинке, и танк понесло боком на зрителей. Ударившись о бордюр, танк накренился и чуть не упал на бок. Толпа бросилась бежать. Сестра Лена упала рядом с угрожающе накренившейся машиной. К счастью, танк восстановил равновесие, и это спасло жизнь многим, в том числе и Лене. Об этом инциденте, как и о самом параде, Женька рассказал мне в 90 — е годы.
Генерал-лейтенант Хайнц Гудериан и комбриг Семён Кривошеин во время совместного мероприятия по передаче города Бреста войскам РККА. 22 сентября 1939 года. Фото из коллекции Андрея Долговского.
После парада, который принимали комбриг Кривошеин и генерал-лейтенант Гудериан, с флагштока перед зданием бывшего воеводского управления, в котором разместился вскоре Облисполком, был торжественно спущен флаг со свастикой и поднят красный, советский. Вместе с немецкими войсками части Красной Армии пересекли Буг, продолжая «освободительный поход», т.к. демаркационная линия проходила далеко на западе. К СССР отходила территория до самой Вислы. Карту новых границ успела опубликовать газета «Правда».
Уходя из Бреста, немцы успели вывезти громадное количество продовольствия из крепостных складов, мобилизовав для перевозки на станцию жителей окрестных деревень, которые на своих возах поспешно, днём и ночью вывозили муку, сало и прочий захваченный польский военный провиант.
То же самое делала и Красная Армия, покидая польские территории, захваченные города, сёла. За Буг на восток угонялся подвижной железнодорожный состав — пассажирские и товарные вагоны, паровозы, автотранспорт, продовольственные и промтоварные склады, табуны лошадей, словом всё, что попадалось на глаза. Это был тотальный грабёж.
Я это видел летом 1940 года. Все железнодорожные пути Брестского ж.д. узла были забиты пассажирскими вагонами РКР I-го и II-го класса, товарняком. Их никто не охранял. Они стояли молчаливыми памятниками катастрофы — исчезновения страны. Проходя по вагонам, мы видели ободранные сидения с оставшимися клочками бархата, торчащие пружины, разбросанные груды деревянной стружки. Вагоны были купейные, светлые от больших окон. Некоторые вагоны мы пробегали не задерживаясь из-за смрада человеческих испражнений — образец унизительного пренебрежения победителей к бывшим хозяевам: мало было ободрать бархат с сидений, нужно было ещё и нагадить. Большинство этих вагонов простояло на запасных путях до июня 1941 года.
28 сентября 1939 года был подписан договор между СССР и Германией. Западная граница между друзьями проходила по Бугу. СССР всё-таки оттяпал от Польши большие куски её земель — Белосток, Ломжу, Сувалки, Перемышль. Началась советизация новых территорий.
Секретный дополнительный протокол к Договору о ненападении между Германией и СССР от 23 августа 1939 года
Об этом уже много и подробно написано в воспоминаниях жертв и свидетелей развернувшегося тогда террора НКВД, проводимого под непосредственным руководством партии. Советские ОЧГ (оперативно-чекистские группы) проводили тотальную зачистку западных областей от буржуазных, националистических, антисоветских элементов при активной помощи своих сексотов из числа местного населения — членов КПЗБ, КСМЗБ или людей, просто пожелавших нагадить удачливым соседям, знакомым. Без их активной помощи охота ОЧГ не была бы такой эффективной. Активисты возили опергруппы по адресам, стучали, доносили. Партийное руководство было в восторге. Непрерывно, вплоть до 22.06.41 г. со станции уходили эшелоны заключённых, в подавляющем своём большинстве невинных людей, на гибель в Сибирскую тайгу, степи Казахстана.
Тюрьма была переполнена. В ней сидели стоя. Туда попал и Женькин дядя, арестованный в Давид-Городке, бывший узник лагеря Берёзы-Картузской. Он просидел в тюрьме до прихода немцев. Сбежавшая охрана не успела выполнить приказ об уничтожении заключённых по 58й статье. Он ползком, не имея сил, добрался на Граевку. Несколько дней отлёживался. Восстановив силы, уехал в Давид-Городок. Ещё одного «городчука», Матусевича, хозяина большого дома, вместе со всей семьёй вывезли на какую-то Сибирскую станцию, погрузили в сани и привезли в тайгу, бросив среди снега в лесу в сильнейший мороз на произвол судьбы. Выживали в шалашах, греясь у костров. Вернулся он в Брест после смерти Сталина. Но его дом, в котором расположилась гостиница № 1 на улице Комсомольской, ему не вернули. Впрочем, как и всем другим выжившим никакой компенсации за утраченное имущество, здоровье, не предоставили, а моральный ущерб вообще не принимался во внимание.
Началась паспортизация городского населения. Об этом эпизоде Женька рассказывал со смехом, как и многие другие жители Бреста, пережившие эту акцию. По своему опыту они знали, что нужно принадлежать к титульной национальности. До сентября 1939 года поляки-католики имели значительное преимущество перед не поляками. В первую очередь в получении престижной, хорошо оплачиваемой работы, продвижении по службе и т.п. Не полякам предлагали стать поляками, для чего нужно было обязательно перейти в католичество. На это соглашались не многие. Между католической епархией и православной часто возникали конфликты, вплоть до окружения войсками Николаевской церкви. Православные организации, Русская гимназия не пользовались никакой государственной поддержкой. Это хорошо знали и помнили приверженцы православия, часто годами скитаясь в поисках подобающей им по образованию и профессионализму работы.
Поэтому, когда населению предложили стать белорусами, ведь они живут в Белоруссии, большинство не возражало. Причём, получение новой национальности не требовало никаких жертв: ни знания языка, ни смены конфессии. Повторяю, большинство населения понятия не имело о белорусском языке. В сёлах Брестской области разговаривали на украинском языке. В семье Женьки разговаривали на русском с украинско-польским акцентом. Польский язык они знали и владели им прекрасно. Так, не зная языка, Женька стал белорусом, как и большинство обращённых. Какое-то было негласное соглашение: хотите считать нас белорусами — считайте.
Отец устроился в строительную организацию по снабженческой части, часто бывал в командировках. Мама Женьки оставалась домохозяйкой. Так прошло лето 1940 года. Наступил 1941 год.
До сих пор остаётся неясным, насколько местное население знало о надвигающихся военных событиях. Мне кажется, что не больше, чем «восточники». Но существовала большая разница между этими прослойками населения в плане восприятия, оценки опасности и окружающей действительности.
Менталитет «восточников» был целиком сформирован официальной пропагандой. Была безграничная вера в неё. Всех сомневающихся давно изъяли из общества. Войну ждали, в сознании многих людей она была неизбежной, как и грядущая в ней победа самой мощной армии в мире — Красной Армии. В нарастающей военной угрозе некоторые «восточники» попытались отправить свои семьи из Бреста, но обком партии запретил эту акцию, осудив её, как провокацию паникёров, пособников врагов советской власти. Их исключали из партии, арестовывали, судили. Советская власть уже накануне войны приговорила семьи «восточников» к гибели от рук своих бывших союзников.
Между Гестапо и НКВД-НКГБ в 1939 — 40 г.г. были самые тесные отношения, проводились совместные совещания в Закопане(польском курорте), координировались операции по борьбе с антинемецким и антисоветским подпольем, происходила передача-обмен: антифашистов, укрывшихся в 1939 году в СССР, НКВД передавала Гестапо, а те передавали в руки НКВД укрывшихся в Германии после революции антисоветски настроенных эмигрантов.
В марте 1940 года в Кракове было учреждено «Общество дружбы НКВД — Гестапо». Лучший советский чекист товарищ Берия получил значок «отличника» общества за №1. Обмен заключённых жертв происходил на Варшавском мосту через реку Буг
А завтра была война… В Берлине уже начали разработку плана “Барбаросса”
В отличие от «восточников» местное население не доверяло официальной советской пропаганде. Но и это, мне кажется, не главное. Опыт пережитых событий осени 1939 года, многолетнее общение с более свободной и разнообразной польской прессой воспитало у них острое интуитивное приближение опасности, внутренний барометр, стрелки которого в яркую солнечную погоду показывали бурю.
Из воспоминаний В. Губенко