В июле 1944 года освобождённый город был малолюден, как никогда за всю свою историю. Война его опустошила. Крепость с первых дней освобождения обрела свой новый гарнизон, расположившийся в наименее разрушенной казарме у Бельских (Северо-Западных) ворот. Северные ворота были перекрыты КПП. Рядом в горжевых казематах разместились гаражи и мастерские автобата. КПП контролировало доступ в крепость. С восточной стороны доступ в крепость был перекрыт густыми проволочными заграждениями, с юга – КПП и погранзона. Бесконтрольный вход и въезд в крепость был не возможен, особенно после октябрьского взрыва.
Летом 1944 года началось моё открытие и освоение terra incognitа, которой для меня была Брестская крепость. Я был не один, я был в образовавшейся группе друзей-одноклассников, а главное – единомышленников, пропитанных характерным для детского и отроческого возраста искренним патриотизмом и гордостью за бессмертные подвиги наших бойцов-защитников Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, ставшими первыми городами- героями. Имена героев иногда узнавали по надписям на стенах укреплений, в которых они погибли. Об этом писали фронтовые корреспонденты центральных газет. Мы тоже мечтали найти такие надписи на стенах крепости.
Мы успели сделать два или три похода в крепость, после чего наши вылазки были прерваны из-за погодных условий. Поздняя осень 1944 года быстро превратилась в раннюю зиму. Поначалу бесснежная, с небольшим в 5-7 градусов мороза, но с сильнейшим пронизывающим ветром, сгонявшим прохожих с улиц города, гнавшим низкие тёмные тучи, из которых иногда сыпался мелкий колючий снежок.
Осенью 1944 года Восточный вал сурово встречал любопытствующего, желавшего попасть в крепость. Мой друг Алик Садовский уже побывал в крепости, поэтому повёл нас известной ему дорогой: по Московскому шоссе (теперь проспект Машерова) к восточному участку главного оборонительного вала крепости.
Плотные, разнообразные заграждения из колючей проволоки на гласисах* крепостного вала, казалось, не оставили никакой надежды на их преодоление. В авангарде препятствий были две полосы проволочных заграждений и между ними замаскированный в траве коварный спотыкач: сеть из колючей проволоки. Дополняли все эти прелести растянутые мотки колючей проволоки (спираль Бруно). Последней линией препятствий была сборная металлическая ограда времён 1-й Мировой войны, которая для надёжности тоже была густо переплетена колючей проволокой.
Проволочные заграждения подходили к берегу Мухавца и продолжались в его водах. Обойти заграждения вдоль берега было нельзя. Сапёрные заграждения были готовы к обороне, но судя по их внешнему виду и виду всего того, что они должны были защищать, ни боя, ни тем более боёв, здесь не было. Ураганный огонь первых дней войны не оставил и следов на восточных валах и её гласисах.
Мальчишки военного времени проходили эти заграждения не хуже фронтовиков-пехотинцев. Алик Садовский показал нам свой проход сквозь “колючку”. По этой тропе он нас и повёл. Это было нелегко и отнимало много времени. Мы цеплялись, повисали, продираясь за нашим проводником, и думали больше не о том, что мы увидим, а о том, как мы будем выбираться обратно.
С внутренней стороны вал был не очень интересным: несколько горжевых казематов, в том числе два небольших, через которые были пробиты «звёздные ворота». Полумрак замусоренных сырых пустых помещений заставлял работать наше воображение. Ведь в них могли укрываться и обороняться наши бойцы. И мы охотно делились друг с другом нашими фантазиями на эту тему. От нашего внимания и любопытства не ушли два объекта, расположенные за этим участком вала: два пороховых склада (они сохранились до сих пор). Склады были хорошо видны, так как за валом почти до самой дороги (в это трудно сейчас поверить) не было деревьев, кроме редкого мелкого кустарника.
Пороховой погреб возвышался небольшим холмом. Под земляным покрытием скрывалось прочное бетонное сооружение. Бетонные ступени вели вниз. Спуститься далеко мы не могли, так как мешала темнота, а у нас не было с собой фонариков, но главное это то, что ступеньки уходили под воду.
Второй пороховой погреб находился в конце вала у правого рукава Мухавца, огибающего цитадель. Он был уже интересней тем, что его бетонная наружная стена была пробита снарядом насквозь. Внутрь попасть также было нельзя из-за воды, затопившей нижние ступеньки лестницы. Сейчас возле этого склада расположилась небольшая выставка военной бронетехники.
В крепости стояла глубокая тишина, причиной которой было полнейшее безлюдье. Во время летних налётов советской авиации на Брест крепость не бомбили. Налёты были многократные и длительные. Город выглядел основательно разрушенным и опустевшим из-за повального бегства его жителей по окрестным деревням.
Надо заметить, что Красная Армия, находясь до войны в крепости, не занималась укреплением её обороны. Нет ни одного документа, свидетельствующего об этом. Гарнизон крепости до первых залпов нес службу мирного времени. Последний довоенный приказ командарма Коробкова ещё раз требовал от командиров дивизий, расположенных в крепости, в случае объявления боевой тревоги, вывести их из крепости в район дислокации, указанный в «Красном пакете»**
Таким образом, ни наши, ни немцы Брестскую крепость к обороне не готовили. Но была ещё одна армия, которая могла это делать – польская армия, а точнее её гарнизон в Брестской крепости. На подготовку у них было всего лишь три дня. 14 сентября немцы приступили к штурму крепости. Главные бои развернулись у Северных ворот, через которые немцы пытались ворваться в крепость. Поляки забаррикадировали их устаревшими танками «Рено». В брестской книге «Память» они почему-то обозначены как «подбитые немецкие».
Нанеся немцам большие потери, исчерпав все возможности к обороне, в ночь с 16 на 17 сентября польский гарнизон с его раненым командиром генералом К. Плисовским, ушел из крепости. Не сдались, ушли. Об этом факте обязаны знать и наверняка знают работники Музея обороны Брестской крепости, но странно и удивительно слушать их заявления, читать в их публикациях о том, что в отличие от сдавшегося в плен немцам польского гарнизона, наши защитники в плен не сдавались.
Полоса заграждений вдоль восточного участка вала – польского происхождения. Она не мешала нашему довоенному гарнизону. Наоборот, она препятствовала проникновению в крепость посторонних лиц. Крепость и ближайшее к ней расстояние были погранзоной со всеми вытекающими обстоятельствами.
В трагическое июньское утро 1941 года части Красной Армии пытались выйти из крепости через Северные ворота, зная, что восточное направление забаррикадировано. Наверное, поэтому Кобринские ворота нигде не упоминаются в сводках боёв.
В первый день весенних каникул месяца марта 1945 года наши походы в крепость возобновились. Они продолжались до середины августа 1945 года и закончились по причине не зависящих от нас обстоятельств.
На этот раз в крепость нас повёл наш новый проводник – мой одноклассник Виктор Бовш. Он очень хорошо знал крепость ещё с довоенных времён. Виктор повёл нас своей дорогой и, судя по его уверенности, он проходил этим маршрутом многократно и задолго до наших осенних походов. Миновав ещё неукороченный забором Городской парк, теперь уже им. 1-го Мая, далее по улице Каштановой, мы пересекли железнодорожные пути по временному переезду (т.н. шоссейный мост через них был разрушен). Перед нами открылось предполье крепости. Никаких строений по улице Каштановой со стороны крепости не было. Вдали у развилки дорог недалеко от Северных ворот стояли несколько домов, в которых перед войной жили польские офицеры и их семьи. Белел ещё один одноэтажный дом начальной школы №10.
Мы проникли на территорию крепости через хорошо забронированную потерну северо- восточной части вала. Её прохождение, вернее пролезание, показалось нам пустяком по сравнению с проходом через колючку. В потерне главной нашей заботой было не поцарапать спины о её своды.
Из сумрака потерны мы вышли на светлые просторы северо-восточной окраины крепости. Вдали были видны казармы цитадели, справа, к западу – гласисы Восточного форта. В малолюдной крепости это было самое безлюдное её место. Таким оно осталось и сейчас. Но до войны это было, пожалуй, самое оживлённое место в крепости: Кобринские ворота, толпы пассажиров, ожидавших прибытия или отправления двух вагонов узкоколейки с шумным паровозом, рядом школа, ну и конечно спортивные площадки. В основном это были теннисные корты. В то время теннис был одним из самых популярных видов спорта. По нему проводились спортивные соревнования. Ажиотаж вызывали теннисные встречи команд крепости и города. На кортах крепости играл Савва Николаевич Березовский. После войны он работал тренером ДСШ и безуспешно пытался возродить теннисные традиции Бреста. Но так как теннис в то время не был олимпийским видом спорта, секцию закрыли. Савва Николаевич занялся бадминтоном, став родоначальником этого неизвестного в ту пору в Бресте вида спорта.
Нашей целью, к которой нас уверенно вёл Виктор Бовш, была цитадель, потому что там находился его тайник с разнообразной амуницией. По диагонали северо-запад мы быстро пересекли пустошь и вышли к мосту над правым рукавом Мухавца к Штабным (Трёхарочным) воротам. Уже тогда вдоль дороги и вдоль Северных ворот до берега реки тянулся высокий деревянный забор. Он был выкрашен в тёмно-зелёный цвет. Забор заканчивался проволочными заграждениями, за которыми стояла (она стоит и до сих пор ) погранвышка с недремлющим часовым. Забор на долгие годы закрыл дорогу всем, кто считался посторонним. Что за ним происходило, мы не знали. Когда сравнительно недавно сняли забор, то оказалось, что от домов, стоявших когда-то вдоль аллеи Пилсудского, не осталось ни малейшего следа.
Возле моста, справа у дороги, мы увидели гору сваленного заржавевшего стрелкового оружия ( мосинские трёхлинейки со штыками, пистолеты-автоматы Дегтярева, ручные пулемёты, станковые пулеметы “максимы”, правда без станков, но с сохранившими зелёный цвет щитами). Тут же недалеко на обочине дороги стоял обшарпанный немецкий бронетранспортёр.
Мост перед Трёхарочным воротами просел посередине и был сильно повреждён. Его металлические перила и их бетонные опоры были иссечены, пробиты, продырявлены. Такие же следы упорных, жестоких, многодневных боёв сохранили на себе и сами Трёхарочные ворота, через которые немцы так и не смогли прорваться в цитадель. Особенно впечатляюще выглядели все три прохода ворот. Казалось, не было ни одного квадратного сантиметра, куда бы не попала пуля или осколок. Обнажённые, разрушенные кирпичи стен указывали на места попадания снарядов.
Весной 1945 года так же выглядели Холмские (Госпитальные) и Тереспольские (Сапёрные) ворота. Они рассказывали молча. Их рассказ не требовал объяснений. Объяснения потребовались позже, когда следы боёв и их участников были уничтожены. Но даже экскурсантам с богатым воображением при всём их желании невозможно представить по рассказу гида полноту трагедии и степень героизма, имевших место среди крепостных стен.
Отсутствие кольцевой казармы к западу от Трёхарочных ворот меня не удивило и было воспринято мною как факт, подтверждавший ожесточённость боёв. Слева, с восточной стороны, к воротам примыкали остатки разрушенной казармы, но значительная её часть уцелела, хотя повреждения здания были очень большими. Казарма заканчивалась разрушенным до подвалов торцом. В стенах этого подвала и хранил запасливый Виктор Бовш изрядное количество немецких патронов, пиротехники. Свой тайник он тщательно замаскировал разнообразным хламом. Виктор открыл нам тайну сокровищ своей «пещеры Алладина», и мы довольно шумно попользовались её богатствами.
Вокруг казармы валялись обломки кирпичей, рваные куски проржавевшего кровельного железа, разнообразный мусор, который образуется при разрушении здания.
А вот казарма, начинавшаяся у Штабных ворот, таких следов разрушения не оставила. Она не была уничтожена в бою. Прискорбный и печальный факт исчезновения столетней казармы, выдержавшей испытания временем и двумя мировыми войнами, относится к послевоенному времени. Казарма была разобрана быстро и аккуратно, словно её собирались переносить на новое место.
В июле 1944 года она была. Фронтовой фотокорреспондент газеты «Правда» сделал с самолёта панорамный снимок освобождённой Брестской крепости. Эта фотография помещена в Брестской книге «Память» без всяких к ней комментариев. На сильно уменьшенном снимке хорошо виден ещё здравствующий участок кольцевой казармы. Судя по его внешнему виду, он пострадал намного меньше, чем другие сооружения. Хорошо видна крыша казармы. На ней не заметно пробоин от ураганного навесного огня немецких гаубиц и мортир впечатляющих калибров, которые разносили вдребезги метровые ( и более!) кирпичные и бетонные стены. Разрушения, которые эти орудия нанесли крепости, зафиксированы на снимках, сделанных во время штурма крепости и по его окончанию.
Экскурсоводы крепости избегают вопросов об исчезнувшей казарме. Уклонение от прямого ответа на прямой вопрос порождает слухи, сознательно подбрасываемые, подхватываемые и распространяемые в «массах» новорождёнными знатоками событий неведомого ими далёкого прошлого. Самая популярная версия: данное “безобразие” совершили жители города.
Как можно было без специального разрешения проникнуть на территорию крепости с транспортным средством и вывезти сотни тысяч кирпичей? А разобрать толстенные кирпичные стены? Ведь они были именно аккуратно разобраны, не разрушены. Стены, прочность которых проверило время, проверили снаряды и мины войны. Какая же ударная работа кипела при разборке стен. Кто так тщательно убрал за собой, не оставив ни одного битого кирпича, ни даже просто мусора, который обязательно сопровождает такие работы? Вместе с кирпичами исчезла вся «столярка». Куда это всё подевалось? Как и где горожане могли использовать кирпич в таком количестве, если в 1944-46 г.г. никаких строительных работ в городе не велось. На воскресниках жители занимались разборкой руин, освобождали от завалов тротуары, проезжую часть улиц, отбирали и складывали кирпичи, годные для ремонта повреждённых зданий, готовили площадки для будущего возведения новых домов, первые из которых появились на улице Советской в начале 50-х годов.
Бесценный объект истории, хранитель её памяти оставил едва заметный след на земле крепости.
Как, когда и почему исчезли кольцевая казарма, Белый дворец и Трехарочные ворота, я узнал в феврале 1946 года.
*Гласис – земляная или иная насыпь, пологая в сторону противника перед наружным рвом крепости
**Имеется ввиду пакет, в котором содержится приказ, связанный с началом военных действий.
Из воспоминаний В. Губенко