В Бресте, ещё когда он был Брест-Литовском, было два парка: Городской Сад и Либавский парк. Их расположение указано на картах города Брест- Литовска 1914 года. Уже из плана видно, что Городской сад по своим размерам был не только больше Либавского парка, но и более благоустроенным, с многочисленными возможностями для развлечения гуляющей публики. По Бульварному проспекту, так в те годы называлась улица Ленина, из Городского Сада можно было попасть в Либавский парк. Либавским парк стали называть по имени расквартированного вблизи Либавского полка. Солдаты этого полка посадили первые деревья на территории будущего парка в самом начале ХХ века. Городской сад был старше, но было ли соперничество между ними – неизвестно. Я предполагаю, что они сосуществовали параллельно, имея каждый свою нишу в городской жизни. Сохранились в некотором количестве открытки, фотографии Городского Сада, воспоминания его посетителей. Все они относятся к концу XIX началу XX века. Воспоминания же тех, кто отдыхал в Либавском парке, мне не встречались ни в устном, ни в письменном виде, не говоря уже о фотографиях, за исключением описаний, которые оставили в своих мемуарах Д. Вашукувна-Каменецкая и З.Енджиевский.
План города Брест-Литовска (до Первой Мировой войны) с указанием расположения Либавского парка и Городского сада.
Начало XX века кромсало старые государственные границы, меняло политические декорации в уцелевших и вновь образовавшихся государствах. После окончания советско-польской войны 1920 года Брест-Литовск стал называться Брестом-над-Бугом и получил статус главного города Полесского воеводства. В связи с этим обстоятельством изменилась и топонимика города. Так, Городской Сад стал называться парком им. Ю. Пилсудского, а Либавский парк – Парком 3-го Мая. И уже под этими именами они продолжали служить жителям своего города. К сожалению, воспоминаний о парках Бреста межвоенного времени 1920-1939 г.г. сохранилось очень мало. Парк 3го Мая присутствует в автобиографической книге Зигмунта Енджиевского «От сентября до сентября» и в воспоминаниях Д.Вашукувны-Каменецкой. Из них мы узнаем, что парк 3 Мая значительно увеличил размеры, включив в свою территорию и пруд с островом, и значительную часть земельного участка вокруг него. Половина парка от ул. Унии Любельской была ограничена по ширине с южной стороны отстроенными домами большой «Dzielnicy użędowcj»(ул. Пулавская, сейчас ул. Леваневского), на которой жило чиновничество города. С северной стороны – домами малой «Dzielnicy użędowcj», где жили в основном семьи железнодорожников (ул. Каштановая, ныне Героев обороны Брестской крепости).
Участок города на польской карте с новыми названиями улиц и парков. Либавский парк стал Парком 3го Мая, а Городской сад поменял название на Городской Парк Свободы им. Ю. Пилсудского.
В парке были спортивные площадки, где можно было играть в футбол, в пруду купались и плавали на лодках. В зимнее время на льду пруда играли в хоккей. Кроме возможности приятно провести время, парк выполнял другую очень важную функцию: находясь в непосредственной близости от железной дороги, он охранял здоровье жителей города. По мере увеличения сети железных дорог, росло поголовье «паровозного стада», работавшего на нём. Мчались окутанные клубами дыма пара товарные и пассажирские поезда. Множество паровозов работало круглые сутки на станции, выполняя сортировочную и другую работу. Трудно сказать, сколько угольной сажи, пыли, золы было выброшено из паровозных труб на город с той поры, как Брест из железнодорожной станции превратился в железнодорожный узел. Тысячи тонн? Десятки тысяч? Спасла Брест от грозившей ему участи древних Помпей и Геркуланума зелень брестских парков, скверов, улиц, многочисленных садов, в которых город буквально утопал. Даже его центр, что трудно сейчас даже представить.
Главная аллея в парке 3 Мая. Брест-над-Бугом, 30е годы
В конце парка 3 Мая, за прудом, было построено деревянное двухэтажное здание административно-хозяйственного назначения, сохранившееся до сих пор. Недалеко от него – служебный вход в парк со стороны ул. Каштановой, от которой парк был отделён сетчатой оградой. С южной стороны – деревянный забор, как продолжение ограды, отделявшей дома большой «Dzielnicy urzędowej» от парка, замыкая территорию парка. К югу от забора находились ещё очень долгое время не застроенные пустыри, на которых со временем появились огороды жителей новых улиц: Огродовой (Крупской), Воевудской (Энгельса), Килиньского (Коммунистическая), Милой (Урицкого). В воспоминаниях о парке Д. Вашукувны-Каменецкой и З. Енджиевского нет ни слова о павильонах парка, которые наверняка в нём были. Об одном из них мне рассказал мой одноклассник Виктор Бовш, не раз бывавший в парке 3-го Мая. По его словам, это был красивый павильон с открытой верандой, за столиками которого отдыхали посетители парка под музыкальный аккомпанемент оркестрового ансамбля, непременного атрибута многочисленных ресторанов и кафе города тех лет. Они могли любоваться живописным видом острова с его плакучими ивами, зелёными берегами пруда, окаймлённого деревьями. Павильон стоял прямо на берегу пруда. Опорная бетонная стена его фундамента поднималась из воды. Павильон исчез во время войны, а вот одинокая опорная стена, как памятник о нём, осталась, вызывая недоумение своим присутствием у новых посетителей парка. Спустя несколько десятков лет на месте старого павильона был построен новый, фундамент которого продолжает поддерживать неутомимая старая стена.
Украшением и богатством парка всегда были и остаются его деревья, умело подобранные по видам, и разумно рассаженные на территории парка вдоль его аллей с разнообразными декоративными кустарниками. Их остатки можно было увидеть ещё в наши послевоенные годы. Парковый зелёный шум создавали кроны каштанов, вязов, акаций, с нежным, пьянящим ароматом. В парке, конечно, были цветочные клумбы, ухоженные цветники, травники – непременная и обязательная декорация улиц довоенного Бреста, тем более его парков и скверов.
Либавский парк я впервые посетил в конце жаркого лета 1940 года, когда он уже год, как назывался парком 1 Мая. Это был день открытия в нём обелиска в честь воссоединения Западной Белоруссии. Обелиск простоял недолго. Во время немецкой оккупации он был уничтожен. Сейчас на его месте стоит стела над братской могилой советских солдат, которые умерли в госпиталях и погибли в Польше. Стела по размерам и по виду очень напоминает снесённый обелиск. В честь открытия памятника городскими властями был организован праздничный митинг. На митинге присутствовали и как организованно пришедшие на него жители города, так и случайные посетители, привлеченные видом толпы с флагами, транспарантами, речами ораторов, выступавших с импровизированной трибуны, и бравурной музыкой духового оркестра, гремевшей в паузах между речами. На митинге я был с бабушкой Аней, которая крепко держала меня за руку, боясь, что могу легко потеряться в толпе митингующих, закупоривших проходы в аллеи, ведшие в глубь парка. По окончанию митинга мы покинули парк в толпе расходящихся участников. Этим и ограничилось мое довоенное знакомство с парком, о чём я очень сейчас жалею. Но тогда – нет. Тогда я был переполнен каждодневными впечатлениями от познаваемого мною города, к которому я с каждым прожитым в нём днём, привязывался всё больше. Это была магическая сила, которая влюбляла в себя многих, хотя бы мимолётно побывавших в Бресте.
Открытие обелиска в честь присоединения “Западной Белоруссии”. Август 1940 г. (Рис. В. ГУбенко)
После митинга я с бабушкой возвращался домой по улице Мицкевича, больше похожей на аллею парка, накрытую густой листвой деревьев. Улицу не портила довольно широкая канава ливнёвки, которая тянулась посередине аллеи от улицы К.Маркса до улицы Советской. Это впечатление создавалось благодаря виду заботливо ухоженных откосов. Удивительным было лето 1940 года. Казалось, жители города были заняты только трудом и отдыхом. Залы трёх городских кинотеатров были заполнены на всех сеансах, всегда с аншлагом работал областной театр. Вечерами в многочисленных ресторанах и кафе наслаждались едой и музыкой посетители, среди которых было много командиров Красной Армии. В воскресный день перекрёсток улиц Пушкинской и Советской и близлежащие к нему кварталы напоминал улей. А ведь ещё года не прошло, как немецкие бомбы обрушились на Брест. Рухнуло государство. Кратковременные немецкие декорации сменились на советские. Временно или навсегда? Этот вопрос, конечно, возникал у местного населения, и последующие события дали чёткий ответ – навсегда. У разных жителей Бреста отношение к этому было разное, но наступил мир, и им можно пользоваться. Нужно жить, пока этот мир никто не тревожил. С железнодорожных станций Брестского узла уходили эшелоны с «антисоветскими элементами», увозя их в сибирскую тайгу, голые казахские степи, обрекая на голод, болезни, вымирание. Брестская тюрьма была переполнена заключёнными. Сколько их было расстреляно – «тайна сия великая есть». Таковы были реалии лета 1940 года, когда всякого засомневавшегося в искренности дружбы между Германией и СССР, «имеющей все основания быть длительной и прочной», по словам Сталина, « ждал суровый, справедливый приговор советского народа».
Я не знал, что во второй раз попаду в парк только через четыре года.
Перекресток улиц Пушкинской и Карбышева ( 1-го Мая ). В доме, где до сентября 1939 года находился Klub obywatelski, разместилась столовая Военторга. Туда приезжала кормиться немецкая делегация, занимавшаяся перезахоронением немецких солдат, погибших в боях за Брест в сентябре 1939 года. Брест. Лето 1940 года. (Рис. В. Губенко)
Я вернулся в Брест в конце лета 1944 года. Город выглядел страшно: остовы разрушенных домов, пепелища выгоревших кварталов, груды обгоревших кирпичей, кровельного железа, белеющий кафель на останках кухонных плит печей-голландок. Но, как признак сохранившейся жизни, как знак её возрождения среди этого безобразия стояли редкие, полуобгоревшие, но сохранившие зелень на уцелевших ветках яблони, вишни, садовые кустарники. Они как будто дарили свой оптимизм возрождающемуся к жизни, измученному войной городу.
Брест после освобождения. 1944 год
Привёл меня в парк в сентябре 1944 года мой школьный товарищ Алик Садовский, который был моим проводником и гидом по знакомому, но ставшему во многих местах неузнаваемому городу. Моя детская память хорошо сохранила довоенный облик Бреста. Алик предложил посмотреть на стоящий в парке американский танк М-3, который я никогда в жизни своей не видел. Советские танки я видел. И не только в кино. Ещё в эвакуации в Саратове мой приятель Валя Лебедев привёл меня на скрытую среди хозяйственных построек железнодорожную ветку, на которой стояли платформы с танками Т- 34, поступившими с фронта на ремонт. Внешних повреждений на них не было. Но они выгорели изнутри. Каждое посещение только усиливало гнетущее впечатление от увиденного, от постоянных мыслей о судьбе экипажей. О том, что американские танки были на вооружении Красной Армии, мы почти ничего не знали. Они не попадали в кадры фронтовой кинохроники. Другое дело – американские автомобили. Их было великое множество не только на фронте. Их можно было видеть и в тылу. Можно сказать, что Красная Армия мчалась к победе на американской автотехнике – Шевроле, Доджах, Фордах, Виллисах и, конечно же, на могучих Студебеккерах, с установленными на них «Катюшами».
Между тем, мы с Аликом подошли к улице, в начале которой находился парк 1- го Мая, заключённый между двумя «Dzielinicami uzędówymi»: с юга – “duzej”, с севера – «maĺej», с улицами Леваневского (бывшая, Puĺawska) и Каштановой, долгое время сохранявшeй своё полностью соответствующее её облику название. Эти две живописные улицы сливались с парковым ландшафтом. Главный вход в парк был со стороны улицы, которая с июля 1944 года стала называться улицей 17 Сентября. Её, как большинство улиц города, многократно переименовывали в соответствии с требованиями и прихотью менявшихся властей. Изменялась и росла и сама когда-то окраинная улица с односторонней застройкой, называвшаяся претенциозно Бульварный проспект. В 30-е годы она уже называлась улицей Унии Любельской, став главной улицей города, также сменившего свое старое имя Брест–Литовск на Brześć-nad-Bugiem. В тридцатые годы прошлого века на улице были построены дома, достойные главной улицы города, украшающие его и поныне. Среди них выделяются здания банка, облисполкома, бывшего Управления Полесским воеводством и ряд других,, выросших на бывших пустырях брестской окраины.
После событий 1939 года, сменивших власть в городе, улица стала называться Проспектом 17 Сентября. Во время немецкой оккупации улица дважды меняла свое название. Сначала она была AdolfHitlerStrasse, а потом ее переименовали в Deutschestasse. На всём своём протяжении улица была вымощена красивой цветной гранитной плиткой, т.н. «трилинкой», изобретённой начальником коммуникационно–строительного отдела Полесского воеводского управления инженером Владиславом Трилинским. Трилинкой была вымощена и главная магистральная улица Бреста – Ягеллонская (ныне Машерова). Трилинку не повредили ни гусеницы танков комбрига С.Кривошеина, ни траки бронетранспортёров генерала Г.Гудериана во время совместного немецко- советского парада 22 сентября 1939 года. Не повредили гранитную плитку ни в 1941, ни в 1944 годах.
Демонстрация в честь 1-мая в Бресте. Участники демонстрации бодро шагают по знаменитой трилинке. 1946 год
Трилинку заменили асфальтовым покрытием в 60 – годах. Проезжую часть улицы обрамляли ухоженные цветники, травяные газоны. На них были высажены молодые деревца шелковицы. Густые кроны укрывали прохожих от лучей брестского летнего солнца. Да, это была чистая, ухоженная улица, впрочем, как и большинство улиц города. Но она была немноголюдна по сравнению с улицами центра города. Заполнялась она только в праздничные дни и по вечерам, когда прихожане собирались на вечернюю службу в костёле. На этой улице находилась известная женская гимназия «Матери школьной польской», военно–патриотический клуб «Союза стрелков», центр отдыха и развлечений «Свит»( сейчас в нём областной драмтеатр), но не было ни магазинов, ни кафе, ни ресторанов, ни кинотеатров. Всё это было сосредоточено в центре города: улицы 3 Мая (Пушкинская), Домбровского (Советская), Стецкевича (Комсомольская), причём не по всей длине, а в отдельных кварталах. На них же были биржи извозчиков. Шум и движение на этих улицах не затихали до глубокой ночи.
Брест. Улица Советская, 40-50e гг. (Рис. В. Губенко)
Со стороны главного входа в парк тянулась высокая сетчатая изгородь, за которой росли густые кусты жёлтой акации, скрывавшие всё, что было за ними и одновременно защищая парк от уличного шума и пыли. Своей пышной зеленью они украшали фасад парка, зажигая весной многочисленные жёлтые огоньки своих цветов. Их нежный, своеобразный запах встречал посетителей парка. Так бывало весной. В тот осенний погожий день парк встретил нас запахом осенних листьев, их шелестом под нашими ногами и карнавалом осенних красок ещё достаточно густых крон деревьев. Уже с улицы, заглянув сквозь распахнутые ворота парка, я увидел громадный силуэт незнакомого мне танка.
Американский танк. 1944 год. (Рис. В. Губенко)
Большая группа ребят разного возраста, шумно переговариваясь между собой, суетилась вокруг танка, забираясь на его корпус, на самый верх пирамиды его башен. Люки на верхней башне были открыты. Громада неподвижного танка выглядела грозно. Его сохранившееся вооружение – 75 мм орудие, встроенное в корпус танка, 37 мм пушка в нижней башне танка и пулемёт верхней башни, демонтированный перед установкой танка в парке, говорили о его немалой огневой силе. Но в целом танк производил впечатление пришельца с фронтов первой мировой войны. Даже наши многобашневые танки 30 –х годов (Т-28, Т-35) выглядели современнее своего младшего американского собрата. Построенный по лицензии в Англии как «Генерал Грант», этот танк поступил на вооружение армии Соединённых Штатов в 1940 году под названием «Генерал Ли». Какой из них стоял в парке – неизвестно. Эти танки попали в Мурманск с первыми конвоями. Высокие, с прямыми бортами, они несли тяжёлые потеряв в боях. Отзывы наших танкистов о них были очень нелестными. На парковом танке не было никаких внешних повреждений. Забравшись на верхнюю башню танка, я заглянул внутрь. Заглянул, как в глубокий колодец. Но внутри танка было достаточно светло. Изнутри корпус танка и броня башен были выкрашены в белый цвет. Опуститься вовнутрь танка мы не решились и, спустившись, закончили своё знакомство с ним. Этот танк затащили в наш парк солдаты, как памятник павшим бойцам Красной Армии, чьи могилы находились в нескольких шагах от танка- монумента: около двух десятков земляных могильных холмиков с окрашенными в красный цвет деревянными пирамидками, увенчанными металлическими звёздочками. Встречались и металлические пирамидки. На всех пирамидках были прикреплены таблички с именами. На некоторых могилах лежали венки и цветы. Среди могил возвышался небольшой земляной, поросший травой, холм с остатками основания стелы, на открытии которой я был с бабушкой Аней в 1940 году.
Тогда же от Алика Садовского я впервые узнал, что во время оккупации в парке слева и справа от его главного входа было немецкое кладбище, на котором хоронили немецких солдат и офицеров, умерших в брестских госпиталях от полученных на фронте ранений.
Захоронение в парке военнослужащих Вермахта.
Вскоре после освобождения Бреста немецкое кладбище было уничтожено. Экскаватор выгребал содержимое могил, нагружая им кузова грузовиков и увозя их куда–то за город. Работа «по зачистке парка от немецких оккупантов» проводилась открыто, на глазах зевак и прохожих. Судя по быстрой, тщательно и основательно выполненной работе, готовилось почётное место для могил наших павших бойцов. Сейчас можно с большой долей уверенности указать место, куда были увезены из парка останки немецких солдат. В черте города имеется несколько официально задокументированных мест массовых немецких захоронений. О них не знают ни жильцы домов, построенных на них, ни пешеходы, ежедневно идущие по асфальту или щебёнке, не подозревая, что находится под ногами: это улица Герцена и улица Светлая, рядом со зданием бывшей школы №3. Но это были захоронения умерших военнопленных Брестских лагерей №284 и №5849. Осенью 1944 года этих захоронений ещё не было. Но есть ещё одно место: северо-западнее Бреста, 7 км в направлении Каменецкого шоссе (территория Клейнекского сельсовета). Далеко и пустынно. Возможно, этому самому далёкому немецкому кладбищу и положил начало груз кузовов и автоприцепов, вывезенный из парка и сброшенный там в августе 1944 года.
Памятник на братской могиле советских воинов-освободителей у входа в парк. Брест. 1950г.
Мы шли с Аликом по разбитому асфальту, углубляясь в парк. Кроны высоких деревьев с переплетёнными ветками, с ещё почти не опавшей листвой служили крышей аллеи. Их стволы чернели по сторонам аллеи, иногда до половины закрытые высоким кустарником. Внезапно справа открылась небольшая поляна. На ней я увидел два стоящих рядом бетонных сооружения прямоугольной формы высотой чуть более метра, почти такой же ширины и длиной не менее 2-х метров. Их можно было принять за пьедесталы памятников или надгробия, но по форме верхней части, более широкой, чем основание, они походили на бетонные столы. Алик, заметив мой вопросительный взгляд, сказал: «Это всё, что осталось от морга». Сам морг, который представлял из себя деревянный барак, был разобран и вывезен. А бетонные столы выкапывать и рушить не стали.
Остатки немецкого морга. Бетонные столы, на которых проводилось вскрытие тел убитых и умерших в госпиталях немецких военослужащих. После 1946 года бетонные столы были убраны. На месте морга в 50е годы было построено деревянное здание ресторана “Лето” с фонтаном у входа. Сейчас на этом месте располагается развлекательный центр. (Рис. В. Губенко)
Мы ещё долго бродили по пустым аллеям не ухоженного и по всем признакам заброшенного парка. Об этом говорили и заросшие кустами бывшие поляны, полное отсутствие скамеек, фонарных столбов, хотя бы малейших признаков когда–то существовавших здесь парковых павильонов. По сути своей городской парк больше напоминал лесопарк в центре города. Единственным свидетелем “исчезнувшей цивилизации” оставалась сохранившаяся стенка фундамента кафе на берегу пруда, да деревянный барак у выхода из парка на Каштановую улицу. Таким я увидел парк осенью 1944 года.
Ресторан “Лето”, построенный на месте бывшего морга. За рестораном видны дома на улице Каштановой. Меню ресторана было без изысков: борщ, котлеты, пюре. На веранде продавали пиво из бочки. Обычно продавали только один сорт пива в зависимости от того, какую бочку привезли: “Мартовское”, “Жигулевское”, “Бархатное”. Бутылочное пиво можно было купить только на вокзале. Бочки разгружали на станции Брест Полесский. Грузчиком не доверяли, поэтому отправляли на разгрузку студентов железнодорожного техникума. (Рис. В. Губенко)
Ресторан “Лето”. 1960-е годы. Фото из архива Геннадия Слизова.
Следующий раз я встретился с парком только весной 1945 года. Промежуток времени между этими встречами заполнила очень неприятная брестская зима 1944-1945 года: снежная слякоть вперемешку с пронизывающим, пробирающим до костей ветром, который срывал остатки обгоревшей железной кровли с руин зданий, гремел и хлопал ими, выметал с улиц прохожих, спешивших укрыться от его произвола за стенами своих уцелевших жилищ. Над городом висели низкие тёмно-серые облака. Такие низкие, что казалось они цеплялись за кресты церквей, костёла. Ветер гнал их над городом, иногда своими сильным порывами рвал их в клочья. Сквозь образовавшиеся разрывы пробивался солнечный свет, потом облака смыкались, превращая день в постоянные зимние сумерки.
Долгожданная весна 1945 года наступила стремительно и с первых дней решительно вступила в свои права. Парк преобразился. Американский танк–монумент был уже давно убран. Вся территория вокруг небольшого военного кладбища была приведена в порядок. Возле захоронений чернела свежевскопанная земля, подготовленная под будущие цветочные и травяные газоны.
В этом же году парк оградили с запада высоким прочным деревянным забором, обозначив таким образом его окончательные размеры почти на десять лет. Пруд с островом и хозяйственные постройки парка оказались за его забором. Парк стал короче более, чем на одну треть своего первоначального размера. Он перестал быть проходным. Превратился в этакий тупик, в котором вход находился там, где и выход. За эту особенность брестчане прозвали парк «аппендицитом», произнося это не с иронией, а добродушно и дружелюбно.
Летом 1945 года я не был в нём. Но очень часто проходил мимо, когда наша компания совершала очередной поход в крепость, ставшей для нас базой снабжения боеприпасами и пиротехникой. У нас были две дороги в крепость. Первая вела нас по улице Гоголя до стадиона «Спартак», а далее, минуя огороды, мы выходили на улицу Московскую у самой крепости, к её восточным валам. Вторая наша дорога в крепость пролегала по Каштановой улице к Северным воротам крепости. Дорога по улице Каштановой стала для нас более интересной, так как улица представляла для нас своеобразную выставку трофейного вооружения. По северной стороне улицы тянулась одна из веток многочисленных путей ст. Брест – Центральный. Вдоль этой железнодорожной ветки лежала высокая «насыпь», длинной около сотни метров, состоящая из ржавых стволов винтовок системы Маузера. Судя по клейму на ствольной коробке, это были винтовки испанского производства. Периодически их грузили на платформы и отправляли на переплавку. Стволы были с затворами. После приведения их в порядок – освобождение от ржавчины и смазки, из них можно было стрелять, тем более, что немецких винтовочных патронов у нас было предостаточно. После посещения этой свалки у каждого из нас было по несколько стволов, как говорится, про запас.
Позади парка, между его забором и железнодорожными путями за оградой из колючей проволоки стояли несколько немецких пушек. В основном это были 105 мм полевые гаубицы, самое распространённое орудие Вермахта. Они простояли почти всё лето и исчезли, найдя свой конец в мартеновских печах.
Газета «Заря» за 19.10.1944.
Город восстанавливался. Признаки этого процесса становились всё заметнее. Постепенно налаживался быт, приводились в порядок разрушенные кварталы. Жизнь, как тогда говорили, «перестраивалась на мирные рельсы». При этом нельзя забывать, что война почти в два раза уменьшила численность населения города, что рабочих рук едва хватало на жизнеобеспечение пока ещё небольшого количества заработавших предприятий. В основном это были предприятия бытового назначения. Исключение составлял железнодорожный узел, значение бесперебойной работы которого не уменьшилось с окончанием войны.
Дефицит рабочих рук в первые послевоенные годы уменьшился за счёт немецких военнопленных, которых в лагерях Бреста было около 5000 человек. Колонны шагающих по улицам Бреста на работы военнопленных стали обыденно привычными в повседневной жизни брестчан. Перечень выполняемых ими работ был обширен: от всевозможных восстановительных, ремонтных работ, до работ в сфере бытового обслуживания.
Конечно, горожане тоже принимали самое активное и непосредственное участие в восстановлении и благоустройстве города, как на своих рабочих местах, так и на регулярных многочисленных городских воскресниках. Школьники средних и старших классов также принимали участие в воскресниках, особенно в специально организованных для них, т.н. комсомольско–молодёжных. Мы работали на них с большой радостью и присущим нашему возрасту энтузиазмом.
Воскресников было много, но запомнился один из них: общегородской воскресник школьников в парке 1 Мая в сентябре 1945 года. Он был хорошо организован и проведен. Мы посадили саженцы деревьев на месте бывших немецких захоронений, окончательно убрав их последние следы. Вычистили, вымели всю территорию вокруг могил бойцов Красной Армии, оставив после трудов молодую рощу и унося с собой глубокое удовлетворение от проделанной работы. Молодые деревья принялись, росли, взрослели, а мы вместе с ними. Сейчас их трудно узнать в деревьях, накрывших своими кронами вход в парк.
Воскресник. Школьники убирают территорию и сажают деревья у входа в парк, 1945 год. (Рис. В. Губенко)
По мере прогрессирующего запустения Городского Сада, Парк 1 Мая быстро превращался в центральное место отдыха горожан. Теперь парк встречал посетителей двумя высокими квадратными, окрашенными в белый цвет башнями с сетчатыми воротами между ними и калиткой. В одной из башен, рядом с калиткой, находилась касса, где продавались билеты в парк. Первоначальная их стоимость – 1 рубль. Через несколько лет она снизилась до 50 коп.Над входом красовалось название парка: “Парк культуры и отдыха им. 1-го Мая». Сутра вход в парк был свободным. Платным он становился с 16-17 часов. На аллеях парка заметно увеличилось число удобных для отдыха скамеек. Везде были видны признаки постоянного ухода за территорией. Особенно тщательно следили за порядком возле могил наших бойцов. Именно там первыми появились цветочные клумбы, травяные газоны, декоративные кустарники. В дневное время в парке звучали детские голоса, смех. Сюда на прогулку воспитатели приводили своих питомцев из ближайших детсадиков. В парке можно было пострелять в тире и поиграть в волейбол, который в то время был спортом номер один. Озеро до 60-х находилось за территорией парка, но тем не менее зимой там организовывали каток, напрокат можно было взять коньки, санки, финские сани. Летом работала лодочная станция, где можно было взять напрокат лодку или катамаран. Когда пруд вошел в парковую зону, к острову построили деревянный мост. На острове стоял олень. Но люди не сильно стремились проводить время вблизи рогатого красавца, потому что из-за разросшихся ив на острове поселились стаи кровожадных комаров.
На территории парка была открытая площадка, которая делила его на две неравные части. Свободное от деревьев и кустарников место занимало всю ширину парка от забора до забора. Его длина была не более двух десятков метров. К площадке подходили две аллеи, уходили – три: центральная и две боковые. Площадка не пустовала. На ней была построена открытая эстрадная сцена – самое первое сооружение сугубо культурно-развлекательного назначения, оправдывающее название «Парк культуры и отдыха».
Эстрадная площадка. 1945 год . В 50е гг. почти на этом месте построили открытый кинотеатр “Летний”. (Рис. В. Губенко)
Открытый кинотеатр “Летний” был отделен от улицы забором. Билеты стоили от 1 до 4,5 рублей. Брестские мальчишки нашли способ смотреть кино бесплатно. Они делали под забором подкопы, и когда начинался сеанс, выскакивали из-под земли, занимая все передние места. (Рис. В.Губенко)
С точки зрения сегодняшнего времени это было очень простое сооружение, которых и до войны встречалось немало. Но, учитывая, что оно было построено в первые месяцы после окончания войны, когда ремонта и восстановления требовало буквально всё вокруг, это был ещё один видимый шаг к возвращению к мирной жизни. Да, были люди в горсовете.
Сколоченная из новых струганных досок сцена была защищена деревянными же стенками с трёх сторон и накрыта покатой крышей. На авансцену можно было подняться по ступенькам небольшой лестницы. Кроме того, крытый прямоугольник эстрадной раковины был хорошим резонатором, благодаря чему слова и музыка, звучавшие со сцены, были хорошо слышны со сцены зрителям последних рядов. Скамейки для зрителей были примитивными по своей конструкции и надёжными по своей пригодности. Три врытых в землю столба, опора, к ним сверху прибивалась дюймовая четырёхметровая струганная доска – и лавка готова. Таких лавок было около двадцати с каждой стороны прохода, разделявшего ряды скамеек. Высота опор скамеек повышалась по мере удаления рядов скамеек от сцены, которая была в метрах четырёх от первого ряда скамеек. Зрительный зал был расположен между двумя аллеями парка.
Kонцерты на эстрадной площадке начались сразу после её сооружения. В первые послевоенные годы было довольно много различных небольших эстрадных коллективов, выступавших на любой сцене, в любом месте и всегда собиравших многочисленных зрителей. Профессиональный уровень таких коллективов был разный: от хорошего до откровенной халтуры. Музыкальное сопровождение – аккордеон, самый популярный инструмент того времени. Полное отсутствие микрофонов. Певцам, чтецам-декламаторам нужно было надеяться только на силу своих голосовых связок, чтобы донести свой номер зрителю. Жанры были разные. Некоторые исчезли навсегда, такие, как художественный свист или игра на пиле. Их исполнители, нужно признать, были настоящими виртуозами. В концертных программах встречались и цирковые номера в исполнении силачей-гиревиков, акробатов, жонглёров, иллюзионистов. Словом, каждой твари по паре – и концерт готов. Я не знаю, как оплачивали зрители своё присутствие на концертах, т.к. любой посетитель парка мог при желании стать зрителем.
Когда парк начали расширять, к его территории присоединили пруд и то место, где сейчас находится танцплощадка. 1960-е годы. Фото из архива Геннадия Слизова.
Мы с друзьями приходили на эту площадку, когда парк был тих и безлюден. Нашей целью было взорвать тишину. Взорвать в прямом смысле этого слова. Идею подсказал нам наш одноклассник Володя Мощук, который жил за забором парка на улице Каштановой. Он, как абориген парка, встречал нас, вооруженных и очень опасных. Мы приносили с собой детонаторы разных размеров и мощности, метры бикфордова шнура, спички. Это был почти стандартный набор, который был в карманах большинства моих сверстников, и являлся обычным атрибутом нашего отдыха, нашей чуть ли не основной забавой, совмещённой, перемешанной с игрой в футбол. В парке мы развлекались тем, что бросали детонаторы на сцену эстрады. Её раковина, резонируя взрыв, усиливала звук во много раз. Парк, казалось, переполнялся гулом канонады. Она заканчивалась, когда был полностью израсходован наш боезапас.
Нам никто не мешал. Парк оставался безлюдным. Мы были не лучше и не хуже подростков всех предыдущих и последующих поколений, которые в том возрасте были, есть и будут вредителями. Детские площадки, скамейки во дворах домов, в городских скверах своим видом убедительно подтверждают эту аксиому. Наше вредительство – дань возрасту, отягощенная имевшимися у нас послевоенными подручными средствами. О своём будущем мы в то время ещё не знали. Пока оно нас только манило. Мы жили настоящим, но окрылённые мечтами.
(Из воспоминаний В. Губенко)