Пережив ужасы летних бомбардировок 44го года, жители Бреста дождались прихода частей Красной Армии. Немцы, боясь окружения, стремительно откатывались за Буг, и в некоторых районах Бреста, в частности, на Граевке, их уход сначала даже не заметили. Были с утра – исчезли пополудни.
Советские саперы ведут работы по разминированию привокзальной площади. Сентябрь 1944 год
Настало время подростков. Все они в этом возрасте склонны к авантюрам. Подростки первыми начали шнырять по брошенным немецким учреждениям, складам, таща оттуда всё, что им казалось, годилось для них, для дома и семьи. Алик Садовский натаскал из разрушенного немецкого продсклада пару сотен консервных банок с неизвестным для меня ещё тогда продуктом – «консервированным молоком», которым немцы сдабривали свой кофе. Мы знали только сгущёнку. Банки были удивительной для меня ёмкости – 25 мл.
Женька Летун в компании граевских подростков инспектировал брошенную больницу на Фортечной. Верховодил ими парень старшего возраста, вооружённый немецким карабином.
В больнице было всё перевёрнуто, разбросано, голые кровати, какая – то мебель. Ничего интересного не попадалось. Они шли по палатам, коридорам, попали в лабораторию родильного отделения. На стеллажах стояли большие банки с заспиртованными аномальными человеческими эмбрионами. Ребята жутко испугались увиденного. От страха их вооружённый предводитель расстрелял из карабина все экспонаты. В Северном городке Женька набрёл на заброшенный зубной кабинет. В ящиках стола он нашёл коробки с фарфоровыми зубами всех номеров и набил ими свои карманы. Потом стрелял зубами из рогатки – procy.
Вспоминая об этом, он горько сожалел, что у него не хватило ума сохранить найденное добро. Потеряв с возрастом все зубы, он обратился в стоматологию и после долгих мук получил вставные пластмассовые зубы, которые через короткое время все поломались. «Эх, вместо них бы те, фарфоровые!»
В это же время у Женьки образовался солидный арсенал из огнестрельного и холодного оружия, которое он, как ему казалось, надёжно спрятал. Нагрянула милиция, был допрос с пристрастием. Милиционеры ничего не нашли, но, уходя на всякий случай, пригрозили, что в случае чего, Женька получит сполна. Тогда у многих подростков было оружие: изрядные запасы амуниции – винтовочные и пистолетные патроны, ручные гранаты – немецкие, венгерские, советские, запалы, тротиловые шашки, десятки метров бикфордова шнура, сигнальные и осветительные ракеты и т. п., Женька раздобыл даже станок от пулемёта «Максим», добротные окованные колёса которого он приспособил для своей тележки.
Я уже говорил, что Николай Демьянович стал работать носильщиком на вокзале. Мария Игнатьевна оставалась домохозяйкой, но она была «Марьей – искусницей». Заработок носильщика был небольшой, чтобы содержать семью. И Мария Игнатьевна взялась за дело. Она наладила домашнее производство конфет – леденцов. Но главное, по приобретённому за деньги рецепту, мама Женьки стала варить домашнее пиво. Вот почему летом, когда мы валялись на речном песке, лазили по крепостным казематам, взрывали и стреляли на фортах, играли в футбол, читали, мастерили, Женька исчезал до сентября почти все годы учёбы школе. Он работал в поте лица на всех летних каникулах. Тогда многие одноклассники работали. Братья Окуневы, например, торговали на рынке водой, поштучно продавали пайковые папиросы. Некоторые, как Витя Нечаев, «Чайка», взялись за свою старую специальность «трагашей», спрос на которых был огромный, т.к. город был переполнен советскими репатриантами, эшелоны которых ежедневно прибывали с Запада. В обратном направлении уезжали брестские поляки. По булыжной брестской мостовой грохотали тележки трагашей с объемной поклажей. Занятые делом ребята были всегда при больших деньгах. Карманы шинели Витьки Нечаева оттопыривались от денег. Трагаши выполняли двойную работу. За оказанную им услугу репатрианты расплачивались вещами. Трагаши продавали их в большинстве случаев перекупщикам, а те торговали ими на городской толкучке. И все были при заработке.
Продажа пива на улицах Бреста. Рисунок В. Н. Губенко.
В летнее время Женька становился помощником кондитера и пивовара. Вспоминая, он рассказывал, сколько воды ему нужно было ежедневно натаскать из колодца, сколько перемыть посуды. Он помогал Марии Игнатьевне разливать готовое пиво по пивным бутылкам, закрывающимися герметично фарфоровой пробкой. Потом надо было готовую продукцию перетащить в погреб для созревания. Кроме того, расфасовка конфет была полностью его ответственностью. Загрузив тележку бутылками с пивом, Женька тащил её на близлежащий небольшой, но оживлённый базар на Спортивной улице у пригородного вокзала. Его там ждали. Его приходу радовались. С каждым днём его клиентура только росла.
Пиво! Символ спокойного благодушного отдыха, вернувшейся довоенной мирной жизни. Я с начала войны слыхом не слыхивал о нём. Пива не было и не могло быть в нашей городской жизни, где каждое зерно было на учёте. Водка была, даже попадалось вино, но пива на нашей стороне фронта не было.
В Бресте пивом торговали и во время оккупации. Работал пивзавод на улице Пивоварной и, так называемые, «разлёвни» ещё довоенной фирмы Хабербуш и Шиле, куда из Варшавы привозили бочки с пивом и разливали по бутылкам. Пиво продавалось только бутылочное в европейских бутылках ёмкостью 0,35 л. Этих бутылок было великое множество в брестских домах. Именно в такой таре Женька продавал свой напиток, правда с возвратом тары. Пили из «горла». Уходя, немцы хлопнули дверью, взорвав пивзавод. «Разлевни» Хабербуша закрылись из-за отсутствия продукта. Город надолго остался без собственного пива. Только 1947 – 48 г.г. его стали завозить в Брест из Гродно в бочках. Обычно это было «Жигулёвское», иногда, но редко «Бархатное». Его продавали в ларьках, часто прямо на улицах. Бутылочного пива не было. Его можно было купить, если повезёт, в вагоне- ресторане Московского поезда, но бочковое пиво намного превосходило по вкусу бутылочное.
Пиво раскупали быстро, и Женька спешил за новой партией, успокаивая раздосадованных клиентов, что скоро вернётся. За день он успевал сделать несколько рейсов.
После распродажи пива, пока готовилось новое, Женька торговал леденцами и яблоками, которые он покупал килограммами, а продавал кучками. Это был его, так он говорил, чистый zysk, навар, прибыль, так как деньги от продажи пива и леденцов он сдавал в мамусину кассу. Бухгалтерский учёт был на высоте. А яблоки были «неучтёнкой», доход от продажи которых, хотя и небольшой, шёл к нему в карман. Когда более-менее наладилось снабжение Бреста пивом, семейному бизнесу Летунов пришёл конец.
Заключение
Человек не выбирает время, в котором ему жить. Наше время – это время двух мировых войн, время кровавого государственного террора против своего народа, когда сознательная ложь была возведена в ранг государственной идеологии. У меня, как и у большинства моих сверстников, было голодное, босое, оборванное военное детство, мы были беззащитны перед болезнями. Времена юности мало чем отличались от времени детства, а, отчасти, даже становились труднее, потому что мы стали задумываться над тем, что происходит вокруг нас, а ответы были очень опасны.
Мечтатели. Рисунок В. Н. Губенко.
Но с нами был наш юный возраст, наша молодость – величайший источник оптимизма, и когда мы оставались наедине с ней – мир становился прекрасным, как вечная весна. Мы радовались малейшей удаче, мы радовались встречaм с друзьями, подругами, мы не замечали наших рубищ, ведь под ними были молодые, крепкие мышцы. Мы были быстроноги, выносливы, ловки, каждый мечтал поймать свою птицу – удачу и каждый верил в это. Наши горизонты раздвигались так, что мы не видели их.
Женька любил, пока были силы, бродить по самым далёким окраинам города, связанным с его детством. В его маленькой, душной квартире мы уходили в наше детство, в наши молодые годы, нас окружали родные, друзья, большинства из которых уже не было, но они оживали в наших воспоминаниях.
Сидя за столом друг против друга, мы предавались воспоминаниям, и, казалось, время в Женькиной квартире останавливалось…
Нам было хорошо. Мы старались не касаться современных тем, проблем, чтобы не вносить диссонанс в наши отношения. Это было трудно, т.к. за Женькиной кельей бурлила жизнь, которая безжалостно возвращала нас к своим реалиям. Отношение к ним, к сожалению, у нас часто было, мягко говоря, не совпадающим.
С дочкой Наташей, племянником Валериком, с Женей Летуном в саду дома на ул. Пушкинской. Брест. 1962 г. Фото из семейного альбома В. Н. Губенко.
Из воспоминаний В. Губенко