«Плод греховных деяний местного горпищеторга и горсовета, появился на свет Божий в начале 50х гг.в виде небольшого строения барачного типа, сработанного из дерева, окрашенного снаружи в веселенький голубой цвет.
У новорожденного дитяти не было ни детства, ни отрочества, ни юности. Оно сразу встало на трудовую вахту, успешно выполняя и перевыполнять спущенный ей промфинплан.
Пивная стала известной Брестской общественности и иногородним посетителям под именем «Голубой Дунай».
Я впервые услышал ее название «Голубой Дунай» из уст моего приятеля, студента русского отделения филфака пединститута Леонида Ивановича Макаренко. В те времена просто Лёни Макаренко. Он был старше меня лет на 7-8. Лёня Макаренко родился в Поречье, расположенного возле Гродно. Мать работала учительницей, об отце Лёня никогда не рассказывал. К началу войны Лёня закончил 8й класс. Во время немецкой оккупации его вывезли на работу сначала в Германию, а потом в Австрию. Лёня работал на австрийского крестьянина, бывшего участника Первой мировой войны, который вернулся из русского плена вместе с русской женой. Хозяйство австрийца находилось в Штирии, близко от границы со Словенией. Проработав несколько месяцев, Лёня бежал из Австрии через горы в Словению. Стал партизаном. Воевал в югославской народно-освободительной армии под командованием Иосифа Броз Тито . В 1944 году вместе с группой таких же как он советских граждан, воевавших в Югославии, был вывезен на самолете на родину. Был участником боев за Яссы, Кишинев, Будапешт. В 1945 году вернулся в Поречье. В 1950 году поступил в Брестский пединститут на филфак, который закончил в 1954 году. Где он был и чем занимался с 1945 по 1950 год, он не рассказывал. Воинских наград у него не было. Как участник ВОВ был для окружающих неизвестен. Упоминание о пребывании в рядах национально-освободительной армии Югославии было опасно, так как к этому времени всему советскому народу ежедневно рассказывали всеми способами о том, что Тито – это «гестаповский агент под кличкой «Кобра», завербованный ЦРУ американский шпион, провокатор и кровавый палач югославского народа». Поэтому Леонид «тихо» учился и получал высшее образование в Брестском пединституте.
Лёня Макаренко был истовым поклонником музыки Штрауса-сына, короля вальсов. Наиболее популярные из них звучали с патефонных пластинок на студенческих вечерах. Их мелодии срывали с места всех присутствующих и вовлекали в головокружительный водоворот танца. И в этот момент преображалось всё: и зал становился шире, и потолок становился выше, и за стенами любая пора времени становилась весной.
Танцы были одним из немногих доступных нам развлечений. Все ритмы были для нас привлекательны, но главным всегда оставался вальс. А среди вальсов — вальсы Штрауса, как гимн молодости, энтузиазма, радости.
Ресторан на ул. Пушкинской. Работал и до войны, и во время оккупации, и после. Местное название «Деревяшка». В ресторане играл оркестр. Был открыт до 3х часов ночи. Рядом находился пивной ларек. За рестораном располагалось здание суда. В отличие от ресторана, оно сохранилось (Рис. В. Губенко)
Не знаю, насколько повлияло кратковременное пребывание Леонида Макаренко на австрийском подворье на его привязанность к творчеству Штрауса-сына, но он до конца дней своих ( умер в конце 60х) был ему предан. Часто он заходил в ресторан «Деревяшка» на Пушкинской, который работал до 3х часов ночи. Там на небольшой эстраде играли четыре пожилых музыканта. Они играли там всегда. Еще до сентября 1939 года. Так вот, Лёня усаживался на стул перед эстрадой и просил играть «Голубой Дунай». Это был единственный вальс Штрауса, который умели играть музыканты. Закончив, они по просьбе Лени и за отдельную плату, начинали исполнять заново бесконечный «Голубой Дунай». И все посетители молча слушали.
Очень удачным для процветания «Голубого Дуная» оказалось место его расположения: угол Советской и Мицкевича, в двух шагах от Николаевской церкви(консисторский закон, запрещавший продажу спиртных напитков с расстояния ближе 50 метров от церквей, был отменен большевиками еще в 1918 году).
Расстояние от городского рынка по Братскому переулку — сотня метров, а пединститут, открытый в 1950 году в здании бывшей русской гимназии — почти рядом. Именно студенты пединститута составляли постоянный и устойчивый контингент посетителей «Голубого Дуная». Их привлекала дешевизна подаваемой снеди, которая была по карману студентам, получавшим 180 рублей стипендии, при условии, если экзамены были сданы без «троек». ( Средняя зарплата в то время составляла 700 рублей. 1 литр водки стоил 22, 80 руб., 0,6 литра пива — 3 рубля, 1 литр молока — 2,24 рубля, 1 кг сливочного масла — 28 рублей, 1 пара обуви ( в среднем) — 190 рублей).
Внутренность «Голубого Дуная» представляла собой небольшой зал с несколькими столикам, буфетной стойкой и подсобными помещениями. Посещаемость была большая, но она не перерастала в шумную толпу. Не было тесноты, и почти всегда можно было найти место за столиком.
Здесь подавались водка, вина и, главное, — бочковое пиво. Закуски были только холодные: сырно-колбасная нарезка, такие же бутерброды, селедка, килька. Фирменной закуской «Голубого Дуная», серьезно повышавшей его популярность и посещаемость, были салаты на основе соленых огурцов и сезонных грибов-маслят.
Мимо “Голубого Дуная” проходил один из главных маршрутов к городскому парку культуры и отдыха им.1 Мая. Главным источником культуры и местом отдыха парка была танцплощадка, поэтому переполненный фланёрами местный Бродвей -Советская- к вечеру пустел, так как ко времени начала работы танцплощадки публика плавно перемещалась в сторону парка. Единственным и последним «питательным» пунктом на этом пути с Советской по Мицкевича и был гостеприимный «Голубой Дунай». В нем парковые паломники «заряжались» до индивидуально каждому нужного градуса, чтобы чувствовать себя более свободными в свободной стране, и спешили, пока еще твердым шагом, навстречу звукам духового оркестра, игравшего на танцплощадке.
В парке, заботами его директора Релес, проводились концерты и различные культурные мероприятия. Время их проведения, как правило, не совпадало со временем работы танцплощадки. Те, кто ходил на такие мероприятия, в услугах «Голубого Дуная» не нуждались.
Брест, 1950е. Танцплощадка в парке культуры и отдыха им. 1 Мая. (Рис. В.Губенко)
С наступлением весенне-летнего увеселительно-оздоровительного сезона количество посетителей «Голубого Дуная» значительно увеличивалось. Кроме того, менялся гендерный состав клиентов. За столиками появлялись женщины, что было необычным для таких сугубо «мужских» мест. В ресторанах присутствие женщин было обычным явлением, но у пивных ларьков, пивнушек, бадег, их не было.
Женщины, в основном близкие к бальзаковскому возрасту, числом не более 5-6 человек, старались тесным кружком уместиться за одним столиком. Одиночек не было. Вели они себя, как обычные завсегдатаи пивных: непринужденно разговаривали, смеялись, пили, не обращая внимания на мужскую часть посетителей, впрочем, местных джентельменов наличие присутствия дам тоже никак не отвлекало. Все были заняты: мужчины пили водку, запивая ее пивом. Женщины пили пиво и не по одному бокалу. Достигнув желаемой кондиции, женщины дружно поднимались и покидали «Голубой Дунай». Они спешили на работу в парк. Это были «Mädchen für alles“, „Mädchen fürs Geld“, Hurren, kurwy и т.п. На русском их названия не привожу, потому что в стране победившего социализма не было не только секса, но и тем более уродливого пятна капитализма — проституции. Советско-партийное руководство было глубоко уверено в том, что передовая советская молодежь, благодаря коммунистическому воспитанию, приобрела стойкий и несокрушимый иммунитет против тлетворного влияния западной идеологии. Международный молодежный фестиваль 1956 года в Москве заставил вылезти из орбит глаза верховных правителей, увидевших подлинное лицо воспитанного молодого поколения строителей коммунизма: советские девушки — «комсомолки, студентки, спортсменки и просто красавицы»- впали в такой откровенный, почти публичный, массовый блуд, который поразил своей доступностью не только властных хозяев, но и гостей, изумленных подобным проявленим гостеприимства. Вот почему этот горький урок, преподанный руководству страны, заставил его в 1980 году принять драконовские меры для предотвращения повторения 1956 года. Олимпиада проходила в опустевшей Москве. Опустела не только Москва. Были «вычищены» все города, по которым проходил маршрут ожидаемых гостей Олимпиады. Это коснулось и Бреста. Но Олимпиада закончилась, и всё вернулось на свои места. Сфера сексуальных услуг Бреста — отдельная тема. Она никогда не исчезала, расширялась, приспосабливалась, мимикрировала, молодела, была востребованной, оставаясь при этом всегда закрытой и не существующей в публичном пространстве.
Однако в истории города был момент, когда жрицам древнейшей профессии в Бресте был нанесен такой удар, после которого они неминуемо должны были исчезнуть. При Польше в Бресте-над-Бугом квартал улицы Мицкевича от улицы Домбровского (Советская) до улицы Стецкевича ( Комсомольская) на вечерне-ночное время был полностью ангажирован городскими профессиональными проститутками. Можно сказать, квартал представлял собой своеобразную биржу труда. Дамы были зарегистрированы в полиции, имели при себе документ, подтверждавший их профессию и право ею заниматься(«желтый билет»), медицинскую карту с отметкой о регулярном прохождении медосмотра.
Брест-над-Бугом.Одна из представительниц древнейший профессии. Фотография из картотеки полиции. 1923 г.
Об этом квартале знало все население города. В отличие от мужчин, приличные женщины избегали появляться в этом месте в «рабочее» , то есть, в вечерне-ночное время. На улице Стецкевича находилось несколько ресторанов, создавая симбиоз услуг и утех. На грешный квартал сверху с укоризной смотрели купола и колокольня Братской церкви. Жрицы трудились, не подозревая, что кара, которая их настигнет, будет исходить не от Господа, а от ярых атеистов. «9 апреля 1940 года по городу была проведена операция по выселению проституток. Проститутки, особенно в нашем городе, чрезвычайно опасный элемент. Там, где живут проститутки, чаще всего вьют свои гнезда иностранные шпионские органы разведки. Выселив проституток, мы избавили город от распространения венерических болезней, значительно затруднив работу иностранной разведки.» «Чище становится воздух в нашем пограничном городе, легче становится жить и работать трудящимся после такой очистки города» ( М.В.Кисилев, первый секретарь обкома КПБ(б), 14.04.1940)
Репрессированные проститутки конечно же не были ни шпионками, ни диверсантами, ни даже антисоветским элементом. Они были простыми труженицами на ниве сексуальных услуг. Шпионками, диверсантами и антисоветчицами их сделала оголтелая советская пропаганда и буйная фантазия её адептов. Для славных чекистов это был легкий, безопасный и простой способ «обезвредить вражескую шпионско-вредительскую агентуру» под гром победной реляции об очистке территории от антисоветских элементов. При этом настоящие антисоветские подпольные группы, созданные в Бресте сразу после падения Варшавы в конце сентября 1939 года, ликвидированы не были. Они вели свою активную деятельность сначала против Советов, а потом против немецких оккупантов вплоть до освобождения города в июле 1944 года.»
Брест. Угол ул.Советской и ул.Мицкевича.
(Из воспоминаний В. Губенко)